Сказав это, он демонстративно развернулся и покинул комнату. Я последовал за ним. Вслед за нами оттуда вылетел Генрих Нифонтович собственной персоной.

– Вы что, серьёзно? – испуганно спросил он.

– Серьёзней не бывает.

– Мы могли бы поговорить в моей комнате. Но я хочу, чтобы вы знали, я это делаю только ради неё.

– Смотри, Ватсон, этот поц нам ещё и одолжение делает.

– Послушайте, вам это действительно нравится? – зло спросил Покровский.

– Что?

– Доводить людей.

– Только когда они ведут себя как идиоты.

– Послушайте, нельзя же так.

– Слушай, мне некогда препираться.

– Хорошо. Пойдемте ко мне и спокойно обо всем поговорим.

Наконец чудо свершилось – мы попали таки в комнату Покровского. Он, как положено хозяину, устроился на кровати. Клименок занял кресло, а мне достался стол.

– Пожалуй, мне надо выпить, – решил Покровский.

– Мы с Ватсоном отказываться не станем, – сообщил ему Клименок.

– Против виски возражений нет?

Возражений не было. Достав из бара бутылку вполне приличного вискаря и бокалы, Генрих Нифонтович наполнил их хорошей порцией напитка, после чего убрал бутылку в бар.

– В общем, так, – начал рассказ Клименок, сделав добрый глоток из бокала, – той ночью твоя дочь кого-то ждала. Но судьбе было угодно, чтобы в гости к ней наведался совершенно другой человек. Несмотря на то, что луна ярко светила, твоя дочь принимает гостя за демона. Она кричит, в результате на её крик сбегаются все. В это время преступник оказывается в комнате Былых. Там он помогает ей отправиться к праотцам, затем забирает ключ от банковской ячейки и присоединяется к остальным. И какой напрашивается вывод?

Генрих Нифонтович залпом осушил бокал и налил ещё.

– Кто-нибудь желает? – опомнившись, спросил он.

– Ты поставь бутылку, а мы с Ватсоном себя не обидим.

– Моя дочь, – приступил он к рассказу, предварительно удовлетворив пожелание трудящихся, – как бы это сказать… Она не совсем обычный ребенок. От матери она унаследовала дар медиума. Именно это и позволило ей стать одной из верховных Жриц Ордена. Периодически Катя впадает в своеобразное состояние, когда ей открывается суть вещёй. При этом она совсем не воспринимает то, что находим в этих вещах мы. К сожалению, Катя не умеет контролировать эти состояния. Единственное, чему она научилась к настоящему времени, это более или менее точно предсказывать время очередного откровения. Так вот, той ночью она ждала меня. У неё должен был начаться очередной приступ. К сожалению, я опоздал. Меня задержал важный телефонный звонок. Когда же разговор был окончен, она уже кричала и билась в истерике.

– Это объясняет практически все, кроме одного: почему ночной гость оставил её в живых? Ведь она его видела, как вы видите сейчас нас.

– Дело в том, что во время таких приступов её лицо делается настолько страшным, что надо иметь стальные нервы, чтобы на неё смотреть. Возможно, увидев её такой, гость попросту не решился что-либо с ней сделать. Не забывайте, здесь все имеют то или иное отношение к магике и спиритуализму.

– Но почему она назвала его демоном?

– Она увидела его суть.

– Хотите сказать?..

– В душе этого человека должно быть много демонического.

– Скажите, а вы не показывали её психиатру.

– Показывал.

– И что?

– Она оказалась умной женщиной. Она сказала, что это надо развивать. И только если Катя не научится этим управлять, стоит прибегнуть к кастрации духа.

– Так и сказала?

– Представьте себе, так и сказала.

– И вы не нашли ничего лучше, как пристроить Катю сюда? Чему, вы думаете, здесь её научат?

– Здесь на неё не смотрят как на ведьму или припадочную дуру. Знаете, в её возрасте это ох как важно. К тому же врач сказала, что сможет Кате помочь.

– Скажите, а как имя этого вашего психиатрического гения? Или хотя бы, где она принимает.

– Марта Александровна Губова.

– Специалист по пейотным песням?

– Не ожидал, что вы её знаете, – удивился Генрих Нифонтович.

– Мир тесен, а Земля не только круглая, но и маленькая.

Глава одиннадцатая. Теория и практика шантажа

– Ну вот, Ватсон, здесь наши пути расходятся, – сказал мне Клименок, когда мы закончили с Покровским. – Особенности нашей национальной культуры в интересующем нас вопросе таковы, что у нас принято стучать на ближнего тет-а-тет. Так что я отправлюсь в исповедальню, в качестве которой я уже приметил очаровательную беседку в саду. А ты… Думаю, тебе есть чем заняться, – после этого намека он как-то слишком пошленько мне подмигнул.

– Думаешь, они побегут друг на друга стучать?

– Ещё как, Ватсон, поверь моему жизненному опыту. Даже выстроятся в живую очередь. Не веришь?

– И не хочу.

– Тогда поспорим?

– Спорить с тобой тоже не хочу.

– А это правильно.

Как и предполагалось, я нашёл Веру в той самой библиотеке. Она сидела, забравшись с ногами на диван, и читала все тот же «Детдом…».

– Привет, Солнышко, – поздоровался я.

Она положила книгу и встала с дивана. Я поднял её на руки и хотел страстно поцеловать в губы, но она отстранилась.

– Пожалуйста, не надо, – попросила она.

– Почему? Если ты думаешь, что я… Но это не я, правда.

– Я знаю.

– Я, правда, ничего ему не говорил.

– Я знаю. Это сделала я.

– Зачем?

– Зачем? Не знаю. Наверно, так было надо.

Она говорила так, словно между нами ничего не было, словно я не держал её на руках, сгорая от желания. И словно она не испытывала никаких чувств.

– Тогда почему?! Что с тобой?! – я не хотел верить в происходящее.

– Я не хочу, я устала от разочарований и потерь. А чем ближе мы станем сейчас, тем больнее нам будет потом… К сожаленью, у нас нет «завтра», – устало произнесла она.

– Так не лишай нас «сегодня»!

– Нет. Это была ошибка…

– Ты боишься потерь, боишься боли? – не дал я ей договорить. – Так все равно будет больно. Либо от расставания, либо от упущенного шанса.

– Я уже всё решила.

– Ну что ты как маленькая. Солнышко… Пойми, если бегать от счастья, останется только горе… И пустота…

– Не надо, прошу тебя…

Во время всего этого дурацкого разговора я не отпускал её. Я целовал её лицо, шею, плечи, волосы… Я говорил, говорил, говорил… не важно что, просто говорил, и в конце концов она сдалась. Она вновь стала моей на том самом диване. А после мы лениво лежали. лаская друг друга. Подняться нас заставил сигнал на обед.

– Товарищ следователь, – обратился к Клименку Моисей Маркович, разделавшись с супом, – возможно, в интересах следствия вы должны хранить информацию в секрете, но от лица всех присутствующих