– А потом?

– Я не навязывалась. Я понимала, что вряд ли он решится привезти новую семью в фамильный дом. Ждала, пока он сам решит со мной связаться. И вдруг я узнала, что он сбежал.

– Как? Снова наняли детектива?

– Нет, – она намеренно не заметила сарказма. – Кажется, мне позвонил кто-то из его старых друзей архитекторов. Сказал, что Габриэль забросил все проекты, не появлялся в своем офисе. И только тогда я наняла детектива, – твердо посмотрела она мне в глаза. – На этот раз они выяснили, что он покинул страну. Купил билет на пароход в Окленде и отплыл в Йокогаму.

– И что? Вы не стали его разыскивать дальше?

– Нет, – пожала она плечами. – Габриэль был взрослым человеком. В деньгах он не нуждался. Отец завещал ему все имущество и капиталы, думаю, он дал какие-то распоряжения своим поверенным, чтобы те пересылали ему деньги за границу. Я же не получила почти ничего, так что не могла себе позволить сорить деньгами на международных сыщиков.

– Но вы остались в этом доме.

– Да. По условиям завещания моего мужа я имею право здесь жить до смерти. Так что мне больше некуда идти, молодой человек.

Она немного помолчала, затем позвонила в большой медный колокольчик, лежавший на столе. На звук пришла крепкая молодая девушка в белом переднике.

– Марта, принеси мне чай, – распорядилась хозяйка. – И напомни Харпер, что мне скоро пора делать уколы. Вы что-то хотите, молодой человек?

Я вежливо отказался. Для вдовы, оставленной без гроша, она не так уж и плохо устроилась. Хоть Гертруда и жила затворницей в заброшенном замке, за ней ухаживал целый штат прислуги.

– Я получаю доход от нескольких арендаторов в долине, – словно прочитав мои мысли, пояснила миссис Торн. – К тому же Габриэль назначил мне весьма щедрое содержание.

– Вы сказали, что ваш муж оставил все Габриэлю. Но почему не разделил наследство между ним и вашим сыном?

– Вы задаете слишком неприличные вопросы, – процедила миссис Торн. – Но я вам отвечу. Как я уже говорила, наш сын Роланд был болен с детства. Мой муж был уверен, что Габриэль сумеет хорошо позаботиться о брате, а также и обо мне. Как видите, он не ошибся.

Вернулась служанка и принесла целый поднос снеди. Тут был и чай со сливками, и различные лепешки, и свежие фрукты.

– Я писала Консуэле, – вдруг сказала старуха, умяв одну из лепешек, размоченную в чае. – Через некоторое время после исчезновения Габриэля. Я хотела, чтобы она приехала ко мне с дочерью. Готова была оказать помощь в воспитании малышки. Но она так и не ответила ни на одно из моих писем.

Я вспомнил, что Габи рассказывала о своей матери, настолько шокированной бегством мужа, что она сама стала практически вдовой-затворницей. Скорее всего, гордость не позволила ей начать общение с новоявленной свекровью.

– Так что теперь Габриэла хочет от меня? – спросила миссис Торн.

– Не от вас. Она хочет видеть своего отца. А он отказывается с ней встречаться.

– О, – только и могла сказать она. – Я не знаю, чем я могу помочь. С тех пор как Габриэль вернулся, мы едва перемолвились парой слов. Он по-прежнему отказывается приходить в этот дом. Он огородил себе отдельный участок и провел к нему дорогу, чтобы даже не проезжать мимо.

– Вы не считаете, что он… немного не в себе? С этим строительством храма.

– Нет, – сказала она твердо, будто хлопнув дверцей шкафа. – Конечно, мы не виделись больше тридцати лет. И за это время Габриэль стал… несколько эксцентричным. Но я по-прежнему узнаю его, для меня он – тот самый мальчик, которого я искренне полюбила много лет назад. Я никогда не буду его осуждать, – в голосе миссис Торн прозвучала неподдельная нежность. Я подумал, что она действительно могла все эти годы волноваться за его судьбу, а теперь просто радоваться, что ее приемный блудный сын наконец-то вернулся домой и поселился в паре километров, какую бы безумную религию он там ни проповедовал.

Я вкратце рассказал миссис Торн о проблемах, которые испытывает Габриэла в связи с наследством ее матери. Та только покачала головой.

– Мне очень жаль, что Консуэла не подумала о завещании, – произнесла старуха. – Родители никогда не думают о том, сколько страданий они приносят своим детям даже после смерти. Но я не знаю, как ей помочь. Если Габриэль сейчас не хочет видеть дочь, ей стоит просто запастись терпением.

– Может, вы могли бы…

– Нет, – и снова будто хлопок дверью шкафа. – Я вам сказала, молодой человек. Мы не общаемся с Габриэлем. А теперь прошу вас удалиться. Мне пора принимать лекарства.

Она вновь позвонила в колокольчик. Все та же крепко сбитая горничная Марта проводила меня до выхода, а потом седой привратник вместе с Мануэлем отперли ворота.

Глава 12

Я ехал обратно в сторону Ноубла, борясь с искушением свернуть на новую дорогу к храму Торна и протаранить ворота. Обидно признать, что я ни шаг не стал ближе к цели, поставленной передо мною Габи.

Солнце перевалило за полдень, и я почувствовал, что проголодался. В Ноубле не было ни отеля, ни салуна, ни дайнера, я нашел только аптеку, где заказал себе недурной сэндвич с говядиной, жидкий кофе и стакан апельсинового сока. Поедая бутерброд у стойки, я размышлял о том, что узнал за все это время о Габриэле Торне.

Я разговаривал с его старым другом, благодарным адептом его нового учения и даже его мачехой. Я выяснил, что он был талантливым и жизнелюбивым молодым человеком, чью судьбу поломала ужасная трагедия. Настолько ужасная, что с тех пор не решился ни разу переступить порог родительского дома. Мне показалось, что в этой истории с наездом что-то нечисто. Хотя я плохо помнил автомобили 20-х годов, мне казалось, что такие шикарные машины как «Пирс-Арроу» не имели никогда обыкновения самостоятельно сниматься с ручника и потом намеренно давить женщин и детей. История о том, что Торн бросил машину с работающим