Я наклонилась и обняла тетю.

– Не волнуйся, пожалуйста, тетя Кеико! Это совсем не похоже на расследования, о которых пишут в книжках и где люди гоняются за преступниками по крышам и трущобам. Мы с Кадзуро просто наблюдаем и думаем. Вот вчера мое «расследование», например, проходило в библиотеке и книжном магазине. В этом ведь нет ничего опасного.

Тетя Кеико покачала головой, будто показывая, что все может поменяться в любой момент.

– Я ушла, – сказала я, прикрывая за собой калитку, и услышала тетино: «Будь осторожна».

До Накаге было около часа ходьбы, и я использовала это время, чтобы подумать.

Итак, что мы знаем? В прошлом году писатель Мурао Кэнъитиро вернулся в Киото после нескольких лет отсутствия. Киото – большой город, здесь можно годами не встречаться со знакомыми людьми, но Наоко узнала о его возвращении довольно быстро, спустя буквально несколько месяцев. Каким образом? Ну, конечно, благодаря тому, что он писатель. Да, наверняка какая-нибудь местная газета сделала коротенькую заметочку, что господин Мурао возвращается в родной город.

Я отошла с дороги в сторону, достала блокнот и записала, что нужно бы посмотреть архивы газет за март, а еще лучше спросить Сэйдзи: он теперь как раз отвечает за культурную колонку в «Киото Симбун». Что мне могло бы дать подтверждение или опровержение этой гипотезы, я еще не знала, но, в любом случае, знание мне бы не повредило.

Затем Наоко – или ее дочь, если девочка выжила, – начинает следить за ним. Непонятно только, откуда именно: в рекане мне сказали, что никакая женщина не занимала там наблюдательный пост. Улица, на которой стояли и рекан, и дом Мурао, была неширокой, а еще петляла и имела несколько лестниц. Наблюдать за домом было очень неудобно: единственным удобным местом были только столики у окна в кафе…

И все-таки Наоко поняла, что самым удачным маскарадом будет костюм гэйко. Значит, она видела около его дома юдзе, одетых таким образом.

У меня вдруг мелькнула странная мысль, что Наоко могла бы вдруг оказаться хозяйкой рекана. Но затем я подумала, что Мурао, наверное, все-таки узнал бы ее, даже если она поменяла имя. Или нет? Тогда девочке было шестнадцать или семнадцать, а сейчас она в два раза старше. Несчастья и трудности очень меняют женщину. Я задумалась. Госпоже Акаги действительно можно было дать на вид лет тридцать пять. И если это действительно была она, ей было бы очень удобно и следить за домом Мурао, – прямо с рабочего места! – и скрыться с места убийства…

Это была странная мысль, но ее стоило проверить. Я снова достала блокнот и записала, что нужно узнать больше о прошлом госпожи Акаги.

Через несколько дней после этого в доме Мурао убили служанку и уложили тело так, чтобы его место и положение напоминали о том преступлении. Я подумала, что мы с Кадзуро уделили этому эпизоду слишком мало внимания – только обсудили, было ли сделано намеренно, или сходство получилось случайно. Но если принять за истину первое, то зачем? Преступник хотел испугать Мурао?

Испугать – и запустить расследование, которое привело бы к его аресту? Это глупо.

А что, если преступник осознанно шел на такой риск, потому что у запугивания была конкретная материальная цель? Например, чтобы Мурао публично рассказал о своем преступлении! Да, да, его могли шантажировать – и с помощью этого убийства продемонстрировать всю серьезность своих намерений. Но тогда преступник выдвинул бы какие-то условия шантажа, а ведь Мурао ни о чем таком не упоминал.

Или он не упоминал, но какие-то условия ему все-таки поставили? Ведь он что-то скрывает. Я снова вспомнила о том, как он мягко, но настойчиво указал нам на то, что ему нужен адрес Наоко…

Затем Мурао рассказал о случившемся мне и Кадзуро, а на следующий день какая-то девушка принесла мне рукопись. И она тоже как будто была написана только для того, чтобы напугать меня и заставить отказаться от расследования. Я почти не сомневалась, что это была Яэ и что она просто представилась официанткой из несуществующего кафе с глупым названием. Скорее всего, Мурао действительно рассказал ей о расследовании и о том, что я взялась помогать ему. В пользу этой версии говорило то, что мы с ней были знакомы, а потому она должна была передать рукопись через кого-то. Что ж, значит, дело было так: Яэ дошла до редакции, огляделась в поисках мальчишки-курьера, не нашла его – и обратилась к военным, которые курили у ворот. Советский офицер отказался. Тогда она дождалась, пока выйдет кто-нибудь другой, – и попала на того американца…

Я достала блокнот еще раз и записала, что нужно как-нибудь отыскать фотографию Яэ и показать офицеру. В том, что я не найду никакого кафе «Медовое пиво», я уже не сомневалась – это явно было наспех выдуманное название.

Оказавшись около дома Мурао, я стала всматриваться, нет ли кого в саду. Но я никого не увидела, а за шумом улицы нельзя было понять, есть ли там кто-нибудь – и я решила подождать. Чтобы скоротать время с пользой, я дошла до храма Месин и сделала подношение, а по дороге обратно заглянула в несколько магазинов за охаги[41] и сухофруктами. Когда я вернулась, ни в доме, ни в саду все еще не было никакого движения. Раздосадованная и уставшая, я решила зайти в рекан и поесть.

Хозяйка, как только увидела меня на пороге, тут же поспешила ко мне:

– А, госпожа Арисима! Здравствуйте. Желаете пообедать?

– Здравствуйте, госпожа. Пожалуй! А что у вас сегодня?

– Карри, домбури-моно[42] и тэмпура[43] с дайконом.

– А домбури-моно с чем? – спросила я. Мне хотелось потянуть разговор, чтобы получше разглядеть хозяйку – ведь пару часов назад мне пришло в голову, что это может быть Наоко. Но как можно было это понять, если у меня не было фотографий Наоко даже восемнадцатилетней давности? Пожалуй, что никак. На интуицию я особо не полагалась – очень уж это ненадежная вещь.

– Домбури-моно? С говядиной и острым соусом. А что до тэмпуры – то есть и овощи, и морепродукты.

– В таком случае морепродукты, пожалуй. И чай.

– Садитесь, пожалуйста – вон там у окна есть свободное место и еще одно тут. – И хозяйка показала на столик около своей стойки.

Я выбрала его, чтобы