После обеда Дорохов вернулся в кабинет и решил до конца изучить дело о краже из магазина. Ему предстояло подготовиться к завтрашнему разбору, а в связи с этим нужно было обдумать кое-какие вопросы.

Кража была дерзкой. Преступники накануне ноябрьских праздников подобрали ключи к двум замкам, а на складе магазина, где лежала основная часть только что полученного товара, замок на решетчатой двери открыть не смогли. Тогда они между прутьями решетки вставили домкрат и раздвинули их.

Шерстяных изделий взяли довольно много. Среди них были дамские костюмы и платья, кофты, мужские свитера. Такое количество не легко продать. Обычно преступники попадаются на сбыте, но здесь не всплыло ни одной вещи.

«Вывезли? — подумал полковник. — А может быть, сбывают постепенно, мелкими партиями, а основная часть где-то лежит до сих пор?»

Когда Дорохов закончил изучение обоих томов и записал целый перечень вопросов, к нему снова пришел Киселев. Плюхнулся в кресло и начал рассказывать:

— В оба района сам позвонил. Явятся с делами завтра утром. Кстати, о Борисе Воронине. Нет ничего нового. Работает электриком в отделе главного механика. Живет с матерью и отцом, поступил в заводской техникум. От какой женщины приносил записки парикмахеру, узнать не удалось. На заводе много женщин. Есть красивые, одинокие. Но чтобы кто-то из них пользовался услугами Воронина или дружил со Славиным, не замечали. Давайте вызовем его и поговорим.

— Давай, Захар Яковлевич, только завтра, — попросил Дорохов. — Я еще с Капустиным разговора не закончил.

— Кстати, я тоже узнал о «холодке». Нет в продаже у нас этих конфет. Были в позапрошлом месяце, и их сразу расхватали. Вам Козленков докладывал? Все говорят, что «холодок» нравится детям. Но берут его и мужчины, те, что курить бросают.

— Да, да, бросают курить... Совершенно верно... — Дорохов задумчиво прошелся по кабинету.

Капитан ушел, а полковник вызвал Капустина.

Лева вошел, когда Дорохов читал документы о Борисе Воронине, оставленные капитаном. Он молча кивнул ему, указал на стул, а сам углубился в справку. В ней не было ничего интересного, вернее, почти не было. Александр Дмитриевич взял карандаш и синей жирной чертой дважды подчеркнул: место работы Воронина — отдел главного механика, тот самый отдел, где работали исчезнувший Степан Крючков и симпатичный Богданов. Капустин, насупившись, сидел на краешке стула и ждал от Дорохова новых подвохов. «Видно, дошел до него вчерашний урок, — подумалось полковнику. — Однако есть в нем что-то такое располагающее, наверное, Кудрявцев со своими ребятами именно это и уловил». Дорохов подмигнул Левке.

— Ну, что нос повесил? Думаешь, снова мораль читать буду? Нет, брат, сегодня мне некогда. Есть деловой разговор.

Парень облегченно вздохнул и даже подался вперед.

— У меня к вам просьба.

— Давай.

— Порвите тот протокол, где я про Лаврова рассказал. Я там все наврал.

— О протоколе потом. Хорошо, конечно, что сам решился об этом заговорить. Но сейчас у меня к тебе один очень важный вопрос. Не буду скрывать, что ответ на него явится проверкой твоей честности, Лева.

Капустин снова насторожился и не очень уверенно пробормотал:

— Спрашивайте.

— Я хочу знать, как и почему вы с Борисом решили оговорить Лаврова. Только если будешь отвечать, говори правду или не отвечай совсем.

Капустин вздохнул, немного помолчал, рассматривая ногти.

— Расскажу. Что убили парикмахера, нам утром сказали. Мы с Борисом вышли из камеры умываться, а один малый, что сидел с Лавровым, как раз мусор выносил после утренней уборки. Проходя мимо, шепнул про Сергея. Днем нас повезли на работу — овощи на базу перебирать. Сказали каждому, что за день полагается сделать, а Борька говорит: «Ты тут за двоих вкалывай, а я махну через забор и из дома пожевать чего-нибудь принесу да про Серегу узнаю». К концу работы он вернулся, колбасы притащил и два батона, а узнать ничего не узнал. Потом через два дня снова домой рванул, а вечером лежим в камере, он и говорит, что Сергея убили дружинники. Они решили расправу устроить. Вот нас посадили, парикмахера убили, а потом за других примутся, ну, за тех, кто в беседке собирается. Полежали, поговорили и решили пойти к капитану и немного поднаврать на «очкарика», чтобы он не выпутался.

— Кто предложил — ты или Борис?

Наверное, впервые в жизни Левка на подобный вопрос ответил искренне и без сомнений:

— Борис, но и я, конечно, согласился, — Капустин все-таки не смог удержаться от привычки выгораживать приятелей.

— Кстати, расскажи, Лева, что за ребята в беседке собираются?

— Наши, заводские. Приходят туда, песни поют, на аккордеоне и гитарах играют. Кто с бутылкой, но больше так. Из дворов гоняют, говорят, спать не даем. Из подъездов — тоже. Во Дворец культуры без билетов не пускают. Вот и идут в беседку. Выпить соберутся, вдвоем, втроем сложатся на бутылку — и в беседку. С четырьмя рублями в ресторан разве пойдешь? Да и не пустят, если прямо со смены. В кафе или буфете можно, конечно, закуску взять, но водку увидят и прогонят. Куда идти? В беседку. Там и посидеть, и поговорить можно.

— В карты играют?

— Не только в карты, но и в домино.

— А кто там у вас всем заправляет?

— Гена и еще «Зюзя».

— Они что ж, судились?

— Почему судились? — неподдельно удивился Капустин. — Гена песни всякие сочиняет, музыку придумывает. Он даже на конкурс посылал, только вот ответа до сих пор нет. В Доме культуры он, знаете, какой джаз организовал? А потом поссорился с директором, и тот его выгнал.

— А кто такой «Зюзя»?

— Васька с автобазы. У него есть маленькая книжка, и он туда сокращенно анекдоты записывает. Как услышит новый, так в книжку. Хочет потом, под старость, напечатать.

— А судимых там много?

— Есть, — смутился Капустин. — Вот я судимый, потом Борька Воронин, еще Толик, Лешка недавно из колонии вернулся.

— А из взрослых кто?

— Взрослые тоже приходят. Степан Крючков на гитаре хорошо играет. Федя-баянист. Иногда парикмахер заходил. Многие бывают.

— Ты меня не понял, Лева. Я спросил, кто из