замка и беречь ее, но, прежде чем кто-либо из них успел открыть Книгу, появился дух Бралаги и убил всех. Потом Бралага уничтожил Книгу. 
Фелипе ставит на стол тарелку с бокадильо[30], и я с удовольствием вгрызаюсь в маленький сэндвич с хамоном серрано.
 – Испугалась? – спрашивает он и садится ко мне так близко, что наши колени соприкасаются.
 – Чего? – спрашиваю я, поджимая ноги. – Это все сказки.
 Фелипе вздрагивает, как будто я оскорбила его лично. Я жду, что он что-нибудь скажет или пойдет за новой книгой, но Фелипе просто водит пальцем по рисунку. На нем изображен мужчина, держащий в руках Книгу из тринадцатой сказки, на обложке Книги герб Бралага.
 – Что не так? – спрашиваю я.
 – Ничего, – отвечает Фелипе и пожимает плечами.
 – Ты расстроился, что Книгу уничтожили и ты не успел ее прочесть? – Я пытаюсь как-то разрядить обстановку.
 – Я не ожидал от тебя такой недоверчивости после того, что тебе довелось пережить, – говорит он немного сердито.
 Внутри у меня все сжимается, я напрягаюсь.
 – Ты хотел сказать «скептицизма»? Ну да, я скептик, прости. Жаль, что разочаровала тебя.
 – Скорее удивила, не разочаровала.
 – Почему?
 – Ты видела черный дым, и, хотя доказательств, что ты реально его видела, не было, ты хотела, чтобы все тебе поверили. С чего ты решила, что твои предки тебя обманывают?
 Я открываю рот, но ничего не произношу. Дело не в том, что мне нечего возразить, а в том, что он вспомнил пережитое мной. Он попал в самое больное место. Скорее всего, Фелипе поступил так, потому что принимает близко к сердцу все, что мы только что прочли. Но он ведь не Бралага, почему же мои слова так его задели?
 – Ты считаешь, что все это правда? – спрашиваю я, игнорируя насмешку, прозвучавшую в его вопросе. – Ты веришь, что все сверхъестественное, описанное в книге, происходило в действительности?
 – У меня пока нет точных ответов, только размышления, – говорит он, не глядя мне в глаза, – но не уверен, что ты готова их услышать.
 – Поделись размышлениями, – умоляю я, мой взгляд готов прожечь дыру в его голове.
 Наконец он поднимает голову.
 – Мой прадед, – начинает он, – рассказал мне кое-что перед смертью. У него не было никаких доказательств. – Глаза Фелипе сверкают в возбуждении. – Но он никогда не лгал мне.
 До сих пор Фелипе охотно делился со мной знаниями. Но этот, настоящий секрет он никому еще рассказывал. Что бы ни поведал ему прадедушка, Фелипе, без сомнения, в это верит.
 – Что же он рассказал? – спрашиваю я.
 У него пересохло в горле, я слышу, как он сглатывает.
 – Что некоторые из рода Бралага особенные. – Фелипе произносит это так, будто неуверен, верное ли слово он подобрал, – в полнолуние они способны творить колдовство.
 Я смотрю на изображение герба замка на обложе Книги, и странная мысль приходит мне в голову: «Может быть, луна символизирует колдовство?»
 Либо я, так же как и мои предки, обладаю глубокой восприимчивостью к сверхъестественному, либо у меня психическое заболевание, которое передалось мне от тех же предков по наследству.
 – У тебя есть лунный календарь? – спрашиваю я и прямо-таки физически ощущаю, что интуиция в этот раз меня не подводит.
 Фелипе подходит к столу и роется в бумагах, пока не находит что-то.
 – Маленькие черные кружочки в этом календаре обозначают полнолуние, – говорит он, протягивая мне календарь.
 Я возвращаюсь на семь месяцев назад.
 И вижу черную точку.
 «Метро-25» случилось во время полнолуния.
  ПРАВИЛО РАУЛЯ № 5:
 НЕТ СОВПАДЕНИЙ,
 ЕСТЬ ТОЛЬКО УЛИКИ
   Глава 8
  По дороге домой мы с Беатрис заезжаем в ресторан, чтобы забрать паэлью[31], которую она, по ее словам, заказывает раз в месяц.
 Я твердо решила расспросить тетю сегодня вечером о пурпурной комнате. Теперь, когда я вновь обрела способность говорить, узнаю все, что мне интересно.
 – Надеюсь, занятия с Фелипе тебе нравятся, – говорит она, когда мы ужинаем. Блюдо из риса с морепродуктами вкусное и очень сытное, поэтому я съедаю только половину своей порции.
 – Фелипе – хороший мальчик, но… – Она отпивает вина из бокала. – Он тот еще фантазер.
 Не понимаю, к чему тетя это говорит, и мне интересно, почему она употребила союз «но», как будто быть фантазером плохо. Должно быть, удивление написано у меня на лице, потому что Беатрис отвечает на мой молчаливый вопрос:
 – Фелипе увлекся романами сразу же, как только научился читать. Человек с бурной фантазией, он всегда слишком погружался в художественный вымысел, книги стали для него настоящим наркотиком. Думаю, что его уже не спасти.
 Тетя, словно забыв о моем присутствии, смотрит куда-то вдаль, и мне интересно, зачем она это сказала. Что она имеет в виду и о ком думает, когда говорит о спасении? Но у меня есть более насущный вопрос к Беатрис.
 Я засовываю руку в карман толстовки и достаю фотографию, которую она мне прислала, на которой они с мамой – подростки – позируют фотографу в пурпурной комнате. Я кладу фотографию на стол между нами. При виде фото Беатрис морщится, будто проглотила что-то кислое. Я откашливаюсь и собираюсь спросить у тети, что случилось в этой комнате.
 Я не успеваю задать вопрос, когда Беатрис говорит:
 – Твоя мама на этой фотографии моложе, чем ты сейчас. Оставь себе. Это подарок.
 Она придвигает к себе мою тарелку, собираясь убрать посуду со стола и таким образом положить конец нашей беседе. Я пытаюсь выдавить из себя хоть слово, но голосовые связки больше не повинуются мне. Горло не издает ни звука, челюсть не разжимается.
 Но я не паникую и переворачиваю фотографию. Папа говорил, что всегда необходимо иметь в запасе план Б. На оборотной стороне фотокарточки я написала другой вопрос из четырех слов: «Где находится эта комната?»
 Я не свожу с тети глаз, даже не моргаю, чтобы не пропустить ее реакцию. Ее волосы стянуты в тугой пучок на затылке, это сильно натягивает кожу, и потому трудно понять по выражению ее лица, что она чувствует. Но я вижу ответ в ее глазах.
 Правило Рауля № 6:
 Важный ответ кроется в мелких деталях.
 Глаза Беатрис на мгновенье расширяются, будто она пугается, что ее тайну раскроют. И тогда я понимаю, что в этой комнате произошло что-то ужасное.
 – Я тебе уже объясняла, что замок обветшал, – Беатрис встает, со скрипом отодвигая стул, – во многие его помещения сейчас невозможно войти.
 Я тоже вскакиваю, мне не хочется так легко отпускать ее, но язык будто приклеился к небу. Тетя уносит на кухню тарелки,