– Естественно, оно у нас есть, – произнесла Харриет Кирктон и нервно хихикнула. – И что, черт возьми, нам с этим делать?

Уэйд-младший взмахнул рукой, требуя тишины. Вокруг его глаз собрались морщинки, что делало его похожим на домового.

– Кое-что пришло в мою трухлявую голову, – объявил он, медленно и с трудом выговаривая слова, что совершенно не вязалось с его возбужденной жестикуляцией, – непреодолимое желание разгадать загадку, которая не имеет абсолютно никакого смысла. Заткнитесь, черт возьми! – подобрав губную гармошку, он как следует дунул в нее в подтверждение своим словам. Взглянув на Сэма Бакстера, он вновь повернулся ко мне. – Ну а теперь… Первый вопрос.

– Да, но послушай, Старикан, – вмешался Бакстер, – я задал вопрос, и инспектор уже собирался ответить на него. Когда произошло убийство?

– Он был убит, – медленно проговорил я, – между десятью тридцатью и одиннадцатью тридцатью.

– Ночи? – спросил Бакстер с какой-то дьявольской надеждой.

– Да, ночи.

Повисла тишина. Бакстер сел. Я не торопился засыпать их вопросами, поскольку то, что они рассказывали без всякого принуждения, говорило мне куда больше. Молодой Джерри Уэйд, которого они звали Стариканом, кажется, осознавал это; и за ширмой дружелюбия и непринужденности он скрывал, что был встревожен даже сильнее, чем Холмс. Он определенно начинал о чем-то догадываться; пока он мягко водил гармошкой туда-сюда по своим губам, я ясно видел, что эта догадка начинает мерцать и расти у него перед глазами.

– Инспектор, – вдруг проговорил он, – кто такой этот Пендерел и как он выглядел?

– Мы не знаем, кто он такой. При нем не было никаких документов или чего-либо такого, что помогло бы нам установить его личность, кроме нескольких визитных карточек. В его карманах была лишь газетная вырезка, в которой речь шла о Мириам Уэйд…

– Черт!.. – воскликнула мисс Кирктон.

Бакстер поднял свой остекленевший взгляд.

– Так вот откуда ветер дует? – спросил он своим пропитым баритоном в мягкой, можно даже сказать дипломатичной, манере. Все это гротескно контрастировало с ленточкой от коробки шоколадных конфет, пришпиленной наискось к его костюму. – Прошу прощения, инспектор. Продолжайте.

– Что касается его описания, рост около шести футов, округлое лицо, нос с горбинкой, смуглая кожа, темные волосы и усы. Кому-нибудь это кого-нибудь напоминает?

Троим мужчинам, совершенно очевидно, это описание ни о чем не говорило, ну или по крайней мере мне так показалось. Свечение во взгляде Уэйда потухло, он моргнул. Однако следующая моя ремарка привела к куда более значимым результатам.

– В последний раз, когда я видел его с кинжалом, торчащим из груди, – продолжал я, – на нем была пара черных накладных бакенбардов…

Уэйд подскочил на месте.

– Черные бакенбарды! – воскликнул он. – Вы сказали «черные бакенбарды»?

– Да. Просто чтобы уточнить, – проговорил я, – не ожидали ли вы, случайно, что они будут седые?

Тот спохватился.

– Инспектор, дорогой мой, – ответил он со снисходительной ухмылкой старого аксакала, – торжественно вам заявляю, что ни по усам, ни по бакенбардам у меня пиво не текло. И в рот не попадало. Я даже и не думал об этих бакенбардах. Но вы с таким выражением произнесли слово «черные», что я уже прямо-таки увидел, как мы все дружно идем на виселицу из-за какого-то зловещего значения, которое за ним скрывается. – (Воображение у этого крошки-домового было куда богаче, чем у всех остальных, и, как я тогда подумал, если бы он того захотел, то в совершенстве освоил бы искусство лжи и обмана.) – Труп в накладных бакенбардах! Что там еще было?

– Пока что остановимся на бакенбардах, – предложил я. Вот теперь настало время для атаки. – Это дело очень запутанно, просто кошмар какой-то, и нам, вероятно, стоит отыскать в нем какой-то смысл… Вот, скажем… Мистер Холмс, у вас там в передней, прямо над сервантом… висит фотография, на которой изображен некто в халате и с белыми бакенбардами. Похоже, снимок из какого-то театрального кружка или что-то вроде того. Чья это фотография?

Холмс раскрыл было рот, замешкался, обвел взглядом комнату. Вместо него ответил Джерри Уэйд.

– Ах это? – небрежно бросил он. – Это я.

Глава шестая

Неразлучники

– Что ж, тут вы правы, – продолжал Уэйд. – Это фотография из Оксфордского студенческого театра, и вы имеете честь видеть меня в блистательной роли короля Лира. Удивлены? Если вы будете так любезны и как следует всмотритесь в мою увядшую физиономию, то перестанете удивляться. Мне часто говорят, что с каждым днем я только молодею… А что вас так заинтересовало на этом снимке? Вы же не преследуете все бакенбарды подряд?

– Как раз этим я и занимаюсь. Давайте начистоту. Я вам расскажу, что нам уже удалось узнать, а вы окажете мне все возможное содействие. – Я обвел взглядом собравшихся; при упоминании черных бакенбардов Харриет Кирктон побледнела не меньше остальных в этой комнате. Даже с лица Холмса сползло вежливое выражение, и он просто-таки уставился на меня. Я продолжил: – Вся эта история настолько дикая и запутанная, что кто-то непременно должен располагать вразумительным объяснением, пусть даже и самым невинным.

Примерно в одиннадцать вечера старший сержант с Уайн-стрит проходил мимо Музея Уэйда. Высокий мужчина в сюртуке, очках в роговой оправе и с белыми бакенбардами, приклеенными к его щекам, с криком перелез через стену. Он бросил сержанту в лицо: «Это ты его убил, и тебя за это повесят, милый мой самозванец. Я видел тебя в повозке», а потом как сумасшедший налетел на сержанта и попытался его задушить. Сержанту пришлось утихомирить его ударом. А когда сержант отправился за подмогой, этот человек, лежавший посреди пустынной улицы, очевидно, без сознания, каким-то образом исчез.

Среди собравшихся воцарилась напряженная атмосфера. Харриет Кирктон стала истерически смеяться, прижимая руки ко рту и не сводя с меня своих фарфорово-голубых глаз.

– Никогда прежде не слышал, чтоб в Сент-Джеймсе водились эльфы-похитители, – глубокомысленно заключил Уэйд-младший. – Но может, я чего-то не знаю. Продолжайте.

– Несколько минут спустя подоспел важного вида молодой человек и стал колотить в двери пустого музея, он закатил такой скандал, что его забрали в участок. Он представился Грегори Маннерингом и рассказал, что помолвлен с мисс Мириам Уэйд. – (На Бакстера в этот момент уже было жалко смотреть, однако Холмс лишь кивнул, а Уэйд сохранял скорбно-серьезное выражение.) – Он также сообщил, что той ночью его пригласили в музей на некую закрытую экскурсию, которую мистер Джеффри Уэйд устроил для некоего доктора Иллингворта из Эдинбурга…

– Так вот почему Маннеринг тут не появился, –