в брандмауэр. Кирпичную заднюю стену без окон прикрывали метра на два кусты сирени, под которыми вкривь и вкось стояли скамейки, притащенные выпивохами. 
— Фазанчик, куда же ты меня привел?
 — Неудобно, если знакомые увидят, что мне гадают.
 Они сели. Цыганка взяла его руку и спросила:
 — Сколько позолотишь?
 — Сотню.
 — Всю правду про себя узнаешь прошлую и будущую.
 — Ну уж всю?
 — Ты, фазанчик, в Бога не веришь. А со мной святые общаются…
 — Какие святые?
 — Давно умершие.
 — И что говорят?
 — Поступай, говорят, как знаешь.
 — Мадам, давайте по существу.
 Он решал арифметическую задачу: сколько на ней юбок? Этак и не доберешься. И цыганка не смотрела в глаза, уставившись в хитросплетение ладонных линий.
 — Фазанчик, человек ты аккуратный, у тебя каждый винтик завинчен…
 — Чавела, я не имею дела с винтами.
 — Фазанчик, у тебя каждая краска красуется.
 Ирония с него скатилась, как смытая шампунем. Он улыбнулся натянуто. Но цыганку его лицо не интересовало:
 — Ищешь ты, фазанчик, блудливое счастье. Как к черному цвету идут бриллианты, так тебе идет нарядная жизнь…
 — Чавела, ты рака за камень не заводи, а давай про будущее, — грубовато потребовал он, раздраженный ее «фазанчиком».
 — Жизни-то нарядной не выйдет, фазанчик…
 — Почему же?
 — Родители дали тебе имя не твое, не легло оно. Вот карма и упирается, а судьба корежится.
 — При чем тут имя?
 — Фазанчик, читал в газете, как в Кривоколенном переулке машина под землю провалилась? И другие провалятся. Чего можно ждать от переулка с таким названием?
 — Какое же у меня имя? — усмехнулся он.
 — На букву В.
 — Вася?
 — Нет, фазанчик. Викентии твое имя.
 Все мысли о юбках отлетели. Вечернее солнце проскользнуло сквозь листву сирени, пало ей на грудь, на монисто, раздробилось на лучики, которые отраженно брызнули ему в лицо. Как она узнала имя? Впрочем, ничего удивительного — инсайт, интуитивное озарение. Почему русский скульптор Паоло Трубецкой — тот, который создал памятник Александру III, — в 1911 году изваял отменную скульптуру Франклина Рузвельта, но без ног ниже колен. Трубецкому так виделось: через десять лет Рузвельт заболел полиомиелитом и обезножел.
 — Госпожа цыганка, меня интересует не собственное имя, которое знаю, а будущее.
 — Фазанчик…
 — Перестань звать меня фазанчиком!
 — Господин, к чему тебе будущее? Припорошено поле белым снегом и чисто оно, а солнышко снег растопило — грязь вылезла. Касатик, если бы люди прознали свои судьбы, то поседели бы преждевременно.
 — Судьбу можно переломить.
 — Э, нет, красавчик; быстрая лошадка, а от хвоста не уйти.
 — Дам двести рублей, — угрюмо буркнул он.
 — Ну, слушай. Ждут тебя три дома. Сперва дом богатый с крестовой дамой и с ее собственным интересом. Второй дом тоже не бедный и тоже с дамой, с червовой, но уже с твоим интересом. Ну, а третий дом казенный, черный, со стенами непроходимыми и воротами глухими. Похоже, что узилище…
 — Что такое узилище?
 — Наверное, следственный изолятор.
 — Дура, ты на грани профнепригодности, — вырвалось у него.
 Художник встал. Но цыганка руку его не отпустила, вглядываясь в нее глазами расширенными, словно ладонь обернулась когтистой лапой. Цену набивала?
 — Нет, фазанчик, не надо мне твоих денег…
 — Что так?
 Теперь она глянула ему в глаза: сперва удивленно, потом со страхом. Сделав шаг назад и бросив его кисть, гадалка тихим голосом, необычным для цыганок, выдохнула:
 — Да ты же Сатана…
  С мафией и всякими бандитскими структурами Леденцову было понятно: ловить, сажать, стрелять. Но что делать с потоком мелких преступлений, не поддающихся никакой закономерности и даже пониманию. Женщина, находясь в отпуске по уходу за младенцем, обворовывает квартиру; задержанный на месте происшествия съедает свой паспорт, чтобы скрыть фамилию; у вокзального мужского туалета промышляют двенадцатилетние проститутки; на рынке стаканами продают марихуану…
 А сейчас? Майор возвращался с жуткого преступления. В квартире взломана дверь, хозяйки нет, кухонный пол в крови… Соседи вызвали милицию. Результат: вор украл поросячью голову.
 На тихой улице Леденцов притормозил у вспученного асфальта. Его острый, почти дальнозоркий взгляд, выхватил за кустами доску с названием фирмы — «Интервест». Ага, жалобщик Рухлин, которому вешали петлю. Уж коли едет мимо…
 Майор подошел к охраннику. Тот, с мордой свирепой, но манерами обходительными, провел к директору. Лицо же последнего показалось, наоборот, переслащенным — серый череп блестел от радости видеть клиента.
 — Мы оказываем услуги самые разнообразные.
 — Мне такие и нужны, — заверил Леденцов.
 — Слушаю. — Директор раскрыл блокнот.
 — Побелить потолок и помыть рамы.
 — Уважаемый клиент, мы оказываем услуги специфические.
 — Тогда неплохо бы снять пару девочек.
 — Не знаю, кто вас послал… — Директор насупился.
 — Да я пошутил, — улыбнулся майор.
 Директор извинения не принял. Надев очки, он взял со стола глянцевый документ со множеством печатей. И, пока читал, его губы сложились в обидчивую подковку. Заговорил голосом назидательным:
 — Моя фирма помогает государству и гражданам.
 — Каким же образом?
 — Не исполняются решения судов и арбитража. Государство дожило до того, что некому заставить! Тогда гражданин идет ко мне.
 — И как вы заставляете исполнять?
 — Специфическими способами. Но по справедливости!
 — Бьете, что ли?
 — И такому остроумному человеку понадобилась наша помощь? — усмехнулся директор. — Но прежде я хотел бы глянуть на ваши документы.
 Леденцов рассматривал кабинет. Он не сразу понял, что его удивляет — необжитость. Ни одной лишней бумажки, уж не говоря про пыль и мусор. Казалось, мебель только что завезли и расставили. Впрочем, офисы в западных кино тоже пусты и безжизненны.
 — Документов я не покажу. Надеюсь, вы догадываетесь, почему.
 — Нет.
 — Мое дело настолько деликатно, что светиться нельзя.
 Директор понимающе кивнул, подтверждая, что именно такими делами фирма и занята. В голове майора мгновенно сложился сюжет, основанный, так сказать, на жизненных реалиях: вчера капитан Оладько взял у него в долг сто рублей. Он спросил:
 — Долги выбиваете?
 — Наша главная статья дохода.
 — Один лох, по фамилии Оладько, не возвращает деньги.
 — Много?
 В сознании майора забегали нули, как в счетчике. Не сто же рублей, и не двести. Две тысячи для такой солидной конторы не деньги, да и двадцать тысяч при теперешней инфляции не звучат. А два миллиона для Оладько многовато.
 — Двести тысяч.
 — На «счетчик» его ставить?
 — Нет, только получите сумму.
 — Условия: тридцать процентов наши.
 — Согласен.
 — Адрес?
 Леденцов почти не колебался. Дать Оладькин номер кабинета в РУВД — все обернется шуткой. И он продиктовал домашний адрес капитана. В порядке наказания: этот капитан доложил, что фирма «Интервест» им проверена и ничего подозрительного не установлено. Вот и пусть разбирается. Впрочем…
 Не в порядке наказания, а в порядке разнообразия. Братва, мафиозные структуры, кидалы, насильники… Свиная голова… Все надоело, как бесконечный телесериал. Майор, начальник, прямо-таки обязан делать жизнь подчиненных