— Я в восемь лет водить научился, — сообщил Егор и деловито добавил: — Музыку?

— Давай, — согласилась Ольга.

Егор ткнул пальцем в клавишу магнитолы, покрутил настройку, но хрипы и свистки, рванувшиеся из приемника, заглушали и речь, и музыку.

— Странно. — Егор в первый раз за встречу внимательно посмотрел на смирного пса в зеркальце заднего вида.

Бассет удобно лежал, меланхолично поглядывая в окно.

— Привык к машине, — продолжил Егор и быстро взглянул на оживленную пассажирку. — Откуда он у тебя?

Ольга тоже подняла глаза на зеркальце и увидела Фила, а поверх мудрых и печальных его глаз знакомый «Мерседес». Иномарка шла строго в кильватере, и за рулем сидел хозяин Фила.

— Ой! — невольно вырвалось у Ольги.

— Что? — Егор был необычайно собран и деловит; вероятно, нынешнее ответственнее положение за рулем автомобиля делало его таким.

— «Мерседес», — выдохнула Ольга. — Он нас преследует. — И показала пальчиком.

— Сейчас проверим, — выговорил Егор, сжав зубы, и бросил «восьмерку» в правый переулок сразу после светофора. Выжал акселератор. Не сбавляя скорости, а наоборот, увеличивая, прошмыгнул недлинный квартал, перед носом зазевавшегося «Москвича» ушел влево, проскочил между домами глухой улочкой и, свернув еще раз, сходу выпрыгнул вновь на покинутый минуту назад проспект, но капотом в обратную сторону. Машина понеслась, и они успели узреть мощный зад «Мерседеса», осторожно сползающего в переулок.

— Вот и все! — гордо сказал Егор.

— Молодец! — воскликнула Ольга и не без удовольствия отметила покрасневшие скулы Егора. — Тебе только от милиции драпать.

— От милиции?

— Ага! — веселилась Ольга.

Егор набычился, задумавшись.

— Ты украла собаку, — сказал он, не спрашивая, а констатируя.

— А ты — машину?

— Зачем?

— А ты зачем?

— Чтобы тебя покатать.

— Правда, что ли? — И Ольга захохотала, закидывая далеко назад голову. Даже бассет заволновался и встал, но инерция болтанки бросила его длинное туловище на спинку сиденья.

— Правда, — сказал Егор.

Сказал таким тоном, что смех Ольгин иссяк. Высохло веселье, во рту сушь, и в голове звон. Поздно уже, оказывается. Только теперь Ольга заметила, что поздно, едва заметный бочок солнца виден между деревьями, сейчас и он провалится.

— А я за него деньги возьму. Бассет — дорогая порода, не дешевле твоего бультерьера.

— Ты его продашь? — От возмущения Егора «восьмерка» вильнула.

— Руль держи! — крикнула Ольга. И еще крикнула: — Дурак, что ли? Продам. Ты плохо обо мне думаешь. Верну я его. Верну хозяину. А хозяин благодарный мне заплатит выкуп. Потому что у него друзей нет, кроме этого урода. С людьми он дружить не умеет, только с собакой.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Стоило один раз посмотреть на эту пару, чтобы сразу все понять. Да и зачем вообще заводят собак, а? Лижутся с ними, деликатесами кормят, витамины покупают за доллары. Зачем? Молчишь? Так я тебе скажу. Друга себе покупают. Или подругу. Или ребенка.

— Ну ты даешь. — Егор был ошеломлен Ольгиным злым напором, как всегда внезапным и неудержимым, ошеломлен и подавлен.

— Разве нет? У тебя вот есть друзья, кроме твоего Алдана? Есть?

— Не-ет…

— Ну вот! — удовлетворенно воскликнула Ольга. — Тебе родители купили друга. Причем друга, который в полной твоей власти: хочу — накормлю, а хочу — голодным оставлю, хочу — приласкаю, хочу — накажу.

— А у тебя есть друзья?

— У меня есть бабушка.

— Кто?

Вырвалось. Надо же, вырвалось. Никто в классе не знал, как живет Ольга. Никто, кроме классной руководительницы. И чего раскипятилась? Ольга повернула лицо к Егору. Грустные-грустные глаза у него. Глубокие. Теплые. И красивые. Хм.

— На дорогу смотри, — тихо сказала Ольга. — Не на меня.

— «Мерседес» сзади. Тот же. Я думаю, в нем хозяин бассета. Или друг.

— Ты видел, как я увела барбоса?

— Видел.

— Следил?

Егор промолчал, а Ольга, подняв глаза на зеркальце, увидела над головой Фила знакомую иномарку.

— Тогда зачем ты меня посадил?

— Чтобы убежать. Вместе.

— Тогда гони! — Ольга уперлась ногами в пол.

— Одного не пойму, как он нас вычисляет? — Егор вдавил акселератор и вывернул руль. Ольгу вмяло в сиденье. Машина ухнула с шоссе вниз и вправо, задний бампер чиркнул по верхушке бугорка, и «жигуль» выпрыгнул из пологой ямы на грунтовый проселок, пробуксовал передним колесом, разбрызгивая гравий, скакнул норовисто и помчался, шурша протекторами, между аккуратными частными домиками.

«Мерседес» съезжал с трассы осторожно, медленно переваливаясь с боку на бок, — берег дорогую иностранную машину владелец, Ольга успела это заметить и отметить, круто развернувшись на кресле и уперев подбородок в руки, а руки в спинку, — и взбирался «Мерседес» на пригорок грунтовки медленно, а твердо встав всеми своими толстыми ребристыми шинами на дорогу, начал быстро набирать скорость. Но Егор уже свернул, и еще раз свернул, а газ почти не сбрасывал; тормоза поскрипывали, Ольгу бросало на дверцу, а потом на Егора, так что она ребрами своими чувствовала недетскую надежность и крепость Егоровых плеча и руки, а «Мерседес» пропал за домиками, за деревьями, за изгородями и заборами.

Стемнело. Егор щелкнул клавишей на приборном щитке, и мертвый свет галогенных ламп высветил скачущие навстречу призраки провинциального ландшафта.

Господи! Как здорово родиться в богатой счастливой семье, есть каждый день фрукты и овощи, мясо с рынка и Шоколад, ездить в собственной машине на собственную дачу, одевшись в удобную красивую одежду, и не думать о том, откуда все это берется. Почему кому-то достаток падает с неба, а ей, которая более других (ведь правда! правда!) достойна, приходится изворотливо соображать о хлебе насущном с детских лет, совсем для другого предназначенных. О чем она будет вспоминать в старости? Если, конечно, она когда-нибудь состарится, если доживет, если прорвется, протиснется, пробьется сквозь джунгли современного мира. Доживешь, девочка, как сказала бы бабушка, я тоже была ребенком и думала, что умру молодой или вообще никогда не умру, а если все-таки умру, то непременно молодой и какой-нибудь жутко романтической смертью — весь городок содрогнется, а за ним и вся Россия. Ан нет. Умру на самом деле в старости, больная, морщинистая и некрасивая, и никто знать-то о смерти не будет, кроме тебя, внучка…

«Восьмерка» давно уже летела по асфальту, ровно гудел двигатель, и потому так уютно сиделось, не подбрасывало и не опрокидывало на бок. Но вот Егор резко сбросил газ и нырнул под арку, и в следующее мгновение вся его коренастая фигура, казалось, вдавилась