— Сергей Георгиевич, как же: ребенок есть, а не рожала?

— Боря, все запутанные истории имеют простые решения. Этот Марат от Пашковой, кажется, ушел. Там, небось, треугольник?

— Какой треугольник? — не сразу понял я.

— Любовный. А давай-ка спросим. Пригласи Пашкову.

Загар на ее лице посветлел: так бывает, когда в кофе перельешь молока. Но потемнели глаза, став темно-карими, почти черными. Она стояла посреди кабинета, и меховая шуба висела на ней как-то небогато и плоско, как простыня на веревке в безветрие.

— Садитесь, Пашкова. Говорят, вы не будете отвечать на мои вопросы?

— Только если они касаются меня.

— Убит ребенок…

— Я не рожала и ребенка в снег не бросала.

— Хорошо, но есть ваша медкарта…

— Я ее не заполняла.

— Но с ваших слов?

— Нет.

— С чьих же?

— А это меня уже не касается.

Чуть съехавшие очки придавали лицу Рябинина прямо-таки бабушкино добродушие: впору клубок шерсти бросить ему на колени. Тут бы рявкнуть на Пашкову, когда она начала лепить горбатого про медкарту… Рябинин же улыбнулся и стал по-отечески увещевать:

— Гражданка Пашкова, совершено убийство, по поводу которого вас требуется допросить…

Я, все еще разглядывая медкарту, полоумно перебил:

— Стоп! Татьяна, встань!

Она поднялась с недоумением. Очки следователя тоже меня не одобрили. Я спросил все с тем же полоумным жаром:

— Татьяна, ты какого роста?

— Метр шестьдесят пять.

Я бросился к двери, на бегу крикнув:

— Сейчас привезу одну из сторон треугольника…

— Марата, что ли? — успел спросить Рябинин.

Я гнал машину, как казенную. «Москвич» поскрипывал старыми костями, то бишь железками. Хорошо, что не было гололеда, а то бы я ковырнулся не раз.

…Конечно, треугольник. Две женщины любили Марата, и каждая готова ради этой любви пойти на что угодно. Точнее, не ради любви, а ради того, чтобы удержать Марата. Он был привередлив, как восточный эмир в гареме. Черт его знает, разборчивы ли эмиры в своих гаремах?

Машина так подскочила на незамеченном ухабе, что я чуть было не долбанулся в ветровое стекло. Интересно, какая была скорость?

…Марат от Пашковой ушел. Как его вернуть? Сделаться престижной настолько, чтобы о ней заговорил город. Город говорил о парапсихологии, инопланетянах, гипнозе, медицине дао, передачи мысли на расстоянии… И придумала: ее изнасиловало существо с НЛО…

Знакомый гаишник погрозил мне кулаком. А может, и не знакомый, я не рассмотрел из-за большой скорости: моей, а не гаишника.

…Марат ушел к Ванилле, но и ее бросил. Почему? Дама престижнее некуда. Чтобы удержать Марата, она забеременела. И просчиталась: Марат ценил свободу — он ушел. Вернуть его можно было, только освободившись от беременности, но сроки упущены…

Металлический звук намекнул мне, что я задел автомобиль, стоявший у панели. Чиркнул, как спичкой о коробок. Прав Марат Аркадьевич: слишком много припаркованных машин.

…Ситуация. У одной будет ребенок, но он ей не нужен; у второй нет ребенка, но он ей нужен. От инопланетянина. И ситуация оборачивается комбинацией подруг…

На красный свет я остановился. В поравнявшемся «Мерседесе» дама — пожилая, в очках, в шляпке — повертела пальцем у своего виска. До моего ей было не дотянуться.

…Пашкова подкладывает живот и объявляет себя беременной. Беременная Ванилла с паспортом Пашковой становится на учет. Они похожи, на фотографиях обе юные… Но в паспорте фамилия, имя, адрес, год рождения… Ну а рост, вес и другие биологические данные уже брались путем измерения Ваниллы…

Мчаться на большой скорости по запруженному городу да еще и размышлять, непросто. Я так притерся к поребрику, что, похоже, скат начал дымить. Или это косынка, от испуга оброненная девушкой?

…Финал: родила тайно и подбросила. Видимо, надеялась, что ребенка подберут. Время не рассчитала или температуру не учла. Татьяне проще — ребенка взял инопланетянин. Ну а патронажная сестра раз пришла бы, два… Видимо, роженица уехала. Кто сейчас кого ищет?

Мой «москвичек» подбросило в последний раз у парадной — все-таки влетел на панель. Но почему я спешил? Боялся, что сбежит? Спрячет улики? Их не спрятать…

Я нажал звонок, теперь уже опасаясь, что ее нет дома. Дверь моментально открыли. Какая-то женщина отступила в глубь передней. Она ничего не спрашивала, поэтому спросил я:

— Мне нужна Ванилла Штрейс.

Женщина лишь сделала второй шаг назад…

Боже, она. Где же статность и взгляд, что-то требовавший? Где черные влажные глаза? Где пружинистые волосы и моднячая одежда? Все вроде было, но как-то смазанно — высота, но без стати; черные глаза, но с неприятной сухостью; волосы, но опавшие, как травка, обваренная кипятком; платье, но мятое и блеклое…

— Ванилла Оттовна, какой у вас рост?

— Метр семьдесят, — ответила она тихо и непонимающе.

— Ну да, а у Пашковой метр шестьдесят пять.

— Я ждала вас…

— Вот и пришел.

Ванилла бросилась ко мне. Будь она мужчиной, я хватился бы за пистолет. Ее губы почти коснулись моей щеки, но так и надо, потому что она шептала:

— Он… жив?

— Замерз.

Ванилла опустилась на стул. Я постоял, боясь, что она свалится но пол.

— Ванилла Оттовна, одевайтесь.

Я прошел в комнату к телефону и достал из кармана записную книжку — второстепенными номерами старался память не загружать. Директор фирмы «Максимум» отозвался сразу.

— Марат Аркадьевич, здравствуйте. Капитан Леденцов.

— A-а, чем обязан?

— Хочу сообщить, что Ванилла родила мальчика.

— Это вряд ли мой ребенок, — сбился он с бодрого тона.

— Я о другом. Помните, вы говорили, что народу слишком много, припарковаться негде?

— Говорил…

— Так вот, мальчик погиб.

— К чему… мне эта информация?

— Погиб, значит, не вырастет.

— Не понимаю…

— Марат Аркадьевич, не вырастет, не купит машину и не будет парковаться. Останется лишнее место для парковки, директор!

Микки СПИЛЛЕЙН

СЛАДКАЯ МЕСТЬ

Высокий, широкоплечий мужчина протянул шляпу и пальто гардеробщику, прошел через холл в большой зал клуба. Постоял в дверях, огляделся, увидел все, что следовало увидеть: шахматистов у окна, четверых мужчин за карточным столом, одинокого мужчину в дальнем углу, со стаканом в руке.

Пересек зал, на ходу кивнул картежникам, направляясь в дальний угол. Мужчина встретил его улыбкой.

— Добрый день, инспектор. Присаживайтесь. Выпьете что-нибудь?

— Привет, Дунк. То