Александр Джад
Сибирский вояж
Случайностей не существует -
всё на этом свете либо испытание,
либо наказание, либо награда,
либо предвестие.
Вольтер
Глава без номера
Спокойствие — сильнее эмоций,
молчание — громче крика,
равнодушие — страшнее войны[1].
Звонок старого знакомого Михаила, которого когда-то называл шефом, не стал для меня неожиданным.
— Могу ли услышать Арсения Львова, популярного, особенно среди женского контингента, писателя? — видимо, по-привычке попытался пошутить Михаил, которого мне было трудно не узнать, но голос его показался совсем не шутливым, скорее, озабоченным…
— Почему бы и нет? — тем не менее, поддержав наигранный тон, ответил я. — С превеликим на то удовольствием.
— Арсений, нужна твоя помощь… — уже серьёзно сказал Михаил.
— Дык завсегда рад помочь! — ещё не проникнувшись ситуацией, с готовностью отозвался я. — Как же не поддержать друга в трудную минуту, особенно, когда он нуждается помощи?
— Подожди, не тараторь, — попытался охладить мой пыл Михаил. — Дело это очень опасное…
— Тогда и не уговаривай, — продолжил я в том же духе. — Теперь точно не откажусь ни под каким предлогом!
— Арсений, это не литературные изыски, где ты росчерком пера можешь изменить судьбу героя, а если что-то пойдёт не так — вернуться и всё исправить. Здесь так не получится. Это жизнь.
— Согласен, не томи, — сказал я решительно. — Говори, что нужно делать?
Сам по себе звонок не был удивительным, пусть изредка, но мы созванивались. Реже встречались. Михаил по старой памяти никогда не забывал подбросить мне новый и интересный исходный материал. Именно исходный, остальное дорисовывало воображение и творческая фантазия. В результате такого тандема вышла в свет ни одна увлекательная, полюбившаяся многим читателям повесть.
Но этот звонок был несколько странным. Во-первых, поступил с неизвестного номера. Во-вторых, прозвучал во время моей привычной каждодневной прогулки, когда стараюсь собрать мозги в кучу, вынашивая всякие планы, и очень не люблю, если в это время меня отвлекают всякими глупостями. Да и голос звонившего показался непривычно взволнованным. Степенный и уверенный в себе меценат обычно говорил спокойно и твердо, а тут… Словом, было над чем задуматься.
Как я потом узнал, этому звонку предшествовали некоторые события, о которых непременно стоит рассказать сейчас…
Никита чуть дождался утра и прибежал к отцу Владлену Никитовичу повиниться. По опыту знал — лучше, чтобы тот узнал обо всём первым. Отмажет как-нибудь. Не в диковинку. Не чужие же…
Отец выслушал сына с завидным спокойствием. Помолчал, обдумывая… Очень часто рано или поздно всё тайное становится явным. Рот заткнуть средства есть. А вот возможности… Как когда.
— Девка жива?
— Не знаю. Испугался сильно… — Никита с фужером в руке сидел в глубоком удобном кресле, с надеждой внимая родителю. — Молодая. Ножки стройные. Коленки…
— Дурак ты! Ножки ему! Думать надо было! Почему сразу мне не позвонил?
— Так ведь ночь… Боялся, ругаться будешь. Помнишь, как ты меня на прошлой неделе за витраж вычитал?
— Ну и опять дурак! Это же за витраж…
— Извини, пап…
— Извини… — бурча, передразнил сына Владлен Никитович. — Отвёз бы её в больницу, прошёл как свидетель. А теперь… Уверен, что никто и ничего?
— Пап, ни одной живой души не было!
— Живой… А не живой? — скорее по инерции, чем желая услышать ответ, уточнил Владлен Никитович.
— Ну старенький «пассат» прямо перед переходом стоял с включёнными подфарниками.
— И что? — насторожился Владлен Никитович.
— И ничего. Забыли выключить, — ответил Никита. — Подошёл, проверил. Никого.
— Ладно, хоть тут сообразил… — Владлен Никитович лишь головой покачал.
— В машине за лобовым стеклом красные огоньки горели, сигнализация была включена, значит, нет никого, — хлебнув из фужера, продолжил Никита. — Зря только время потерял.
— Огоньки, говоришь… Странно… — неясное беспокойство охватило главу семейства.
— Ну да, причём несколько. Непонятная сигнализация. Новая какая-то.
— Новая, говоришь? Может быть… Огоньки не мигали? — допытывался Владлен Никитович с возрастающим волнением.
— Вроде бы нет… — тревога передалась и Никите, он поставил бокал на инкрустированный золотом журнальный столик и вскинул взгляд на отца: — Что-то не так?
— Не так, сынок, очень даже не так. Это регистратор! Включённый. И он всё записал.
— Что делать, пап? Может, пошлёшь кого-нибудь за ним?
— Нет, сынок! Чужих подключать нельзя. Сделаешь всё сам!
Ночь растворяла в себе едва уловимый запах опасности. Страх расползался повсюду, забираясь в самые потаённые уголки. Именно ночью свершаются самые большие злодеяния. Темнота многих пугает, а свет почти всем вселяет надежду.
И это объяснимо.
Когда видишь опасность перед собой, можешь правильно оценить возможности, рассчитать силы и принять верное решение. Ночью же почти всегда сделать это сложно. Всё происходит внезапно и непредсказуемо. Но лихие люди по этим же самым причинам для своих мероприятий выбирают именно ночь…
Никита осторожно пробирался по безлюдной улице. Темнота. Лишь вдалеке одинокий фонарь, подставив небу светильники-тюльпаны, высвечивал небольшой пятачок под собой.
Всё было, как и вчера. Холод. Пустынные улицы. Свет фонаря. И старенький «Фольксваген-Пассат» одиноко стоящий в нескольких метрах перед пешеходным переходом. Подфарники не горели — или выключили, или аккумулятор окончательно разрядился.
— Прекрасно! — сквозь зубы прошипел молодой человек. — Очень хорошо…
Озираясь по сторонам, подошёл. Заглянул в салон. Никого. За лобовым стеклом сверху на присоске увидел регистратор. Огоньки сегодня не светились.
— Ах ты, маленький гадёныш! Утух без жрачки! — усмехнулся. — Щас мы тебя пожалеем…
Вынул из-за пазухи молоток и резко ударил по небольшому треугольному окошку со стороны водителя. Стекло рассыпалось, брызнув в салон мелкими прозрачными бусинками. Присел за авто. Замер. Прислушался. Тишина. Никого.
Очистил проём от осколков — отец подсказал. С одной стороны, чтобы случайно не пораниться, с другой, чтобы было непонятно, то ли стекло такое чистое, то ли его там вообще нет. Кто будет без нужды приглядываться? Так что заметят не сразу. Просунул руку, открыл дверцу, схватил регистратор и, стремглав, ринулся прочь…
И вновь дом родителей. Несмотря на поздний час, его ждали. То же самое мягкое кресло и неизменное сухое вино.
— Батя, всё прошло тип-топ, — прихлёбывая из бокала, возбуждённо вещал Никита. — Ни одной живой души. Проверял! Теперь всё?
— Сейчас узнаем… — вставив карту памяти в слот ноутбука, сказал хозяин дома.
Вспыхнул экран. Поколдовав с кнопками, Владлен Никитович открывал файл за файлом. Напряжённо всматривался в изображение, неудовлетворённо качал головой и, наконец, выдал:
— Всё напрасно, сын…
— Что? Что не так? — Никита так быстро оторвал фужер от губ, что часть жидкости выплеснулась, стекая на рубашку и брюки.
— Это не та карта памяти.
