Далее они проплыли вдоль черного борта субмарины и, оставив ее позади, исчезли в зеленоватой мгле.

Через непродолжительное время из нее расплывчато возникли крупные ячейки перекрывающей грот металлической сети, и боевые пловцы тщательно ее осмотрели. Судя по виду, конструкция была подвижной (снизу она имела рельсовые катки), и, при необходимости, убиралась в одну из стен.

– Скорее всего, там, где свет, пост охраны, – подумал Рыбаков и сделал Флуерашу знак, – следуем дальше.

Гибкие тела скользнули меж ячеек, диверсанты поплыли вдоль левой стены и преодолев необходимое до пятна расстояние, чуть подвсплыли. Затем Рыбаков извлек закрепленный на предплечье миниатюрный перископ, раздвинул его и приник маской к окуляру.

В инфракрасной подсветке возникла ярко освещенная гладь воды, монолит переплетений над ней ферм и балок, а сверху металлическая платформа.

– Туда, – принял решение капитан – лейтенант, и пара возобновила движение.

Еще через несколько минут они бесшумно возникли рядом с низким бетонным фундаментом, помогая друг другу, забрались в тень нависающих над ними ферм и освободились от ласт и аквалангов.

– Пять минут отдыха и вперед, – наклонившись к напарнику, прошептал Рыбаков. – А там действуем по обстоятельствам.

Флуераш молча кивнул и проверил ход клинка, в пристегнутых к икре ножнах

За время службы в ПДСС*, Рыбаков привык думать и действовать самостоятельно.

Это было одним из основных правил подводных диверсантов, обеспечивающих успех порой невыполнимых заданий. За ним, как и за любым из этой особой породы людей, не было штабов и оперативных подразделений с умными начальниками, страховки и ничего другого, что полагалось другим, выполняющим на суше аналогичные задачи.

Привалившись к холодящему тело металлу, он привычно расслабился, и перед глазами возникла картина из прошлого

«Металлический «розмах»* мягко проворачивает  планку кремальеры,  затем мускулистая рука  тянет на себя  сферическую  крышку,  и  мичман отходит в сторону.

– Ну, все, с Богом,  –  говорит стоящий у стеллажей  капитан 3 ранга и  хлопает Рыбакова по плечу.

Тот кивает головой в маске,  приседает и  исчезает в  трубе торпедного аппарата.

– Второй пошел, –  бросает офицер,  и  вслед за Рыбаковым  в трубу втискивается напарник. Потом крышка закрывается, следует обмен  ударами по металлу,  и  в аппарате слышен  глухой шум воды.

Выйдя наружу и подсвечивая себе  фонарем,  старший лейтенант нашаривает рукой  скобу, зависает во мраке и ждет напарника. Когда тот возникает рядом,  оба подвсплывают и забираются на носовую надстройку.

Там  они освобождают от креплений два  закрепленных на палубе буксировщика  и, запустив  двигатели, бесшумно  удаляются от лодки.

Минут через тридцать, определившись по компасу,  аквалангисты скользят  к поверхности, Рыбаков  выставляет наружу   перископ  и оглядывает в окуляр  море.  На нем штиль, тишина и россыпи далеких звезд.   Далеко впереди  призрачно мигают огни порта  и стоящих на рейде судов.

Движители буксировщиков вновь  оживают, и  темные тела  исчезают в пучине.

Очередной раз, прячась в тени,  напарники  всплывают  под    бортом  стоящего на якоре  недалеко от стенки  транспорта.  Высоко вверху  светятся иллюминаторы,  и порой  темноту прочерчивает  огонек  летящей в воду сигареты.

По знаку Рыбакова   напарник   исчезает  и направляется  вдоль борта к  корме, а он ныряет под киль и  плывет  в сторону  носа.

Чуть позже,  установив  на корпусе судна  магнитные мины и запустив их механизм,  диверсанты  запускают буксировщики и   следуют назад, в сторону моря.

Далее снова размытый в воде, обросший водорослями, корпус подводной лодки, и все повторяется в обратном порядке:  аппарат заполняется водой,  давление в нем уравнивается с забортным,  и открывается передняя крышка.

Затем, после ряда манипуляций,  из трубы  извлекают мокрых аквалангистов  и общими усилиями освобождают  от снаряжения.

– Ну, как?  – наклоняется старший к  тяжело дышащему Рыбакову.

– Порядок, –  хрипит тот, и неестественно улыбается.

– Молодчики, – кивает капитан 3 ранга, –  а теперь отдыхать.

– Олег Иванович, – оборачивается к мичману,    –  доложи  командиру,  можем следовать дальше.

– Есть, – отвечает тот и  протягивает руку к «каштану».

Следующей ночью, всплыв  в заданном районе,  лодка подходит   к  застывшему на воде, следующему в Одессу сухогрузу,  и на его борт поднимаются три  облаченные  в «гражданку» фигуры.

– Так это вы гидрографы? –  интересуется   второй помощник  и сопровождает гостей в каюту.

Спустя час,  они пьют чай в пустой кают-компании  и слушают  тихую, льющуюся   из судового приемника, музыку. Потом волна уходит и сквозь шумы  эфира  пробивается     далекий  голос  « …сутки назад,  ангольскими диверсантами в порту Анголы  подорван  военный транспорт  ЮАР»

– Что и требовалось доказать, – бормочет Рыбаков, помешивая  ложечкой  янтарный чай  в стакане…»

– Ну что, отдохнул? – отогнав от себя воспоминания, положил руку капитан-лейтенант на плечо Флуераша.

– Вполне, – кивнул тот, искоса поглядывая наверх.

– Тогда за дело, – шепнул Рыбаков, и оба по-кошачьи полезли наверх по скользким швеллерам* и балкам.

У последней, самой широкой и идущей по периметру сооружения, они на минуту замерли и прислушались.

– Вроде поют, – коснулся губами лейтенант уха Рыбакова.

– Точно, – едва слышно ответил тот и сделал условный знак пальцами.

Вслед за этим они неслышно запрыгнули на окруженную леерами площадку и перекатились к станине, установленной неподалеку лебедки.

Из расположенной на противоположной стороне надстройки, с металлической открытой дверью и несколькими квадратными иллюминаторами, доносились пьяные голоса, и лился яркий электрический свет.

По очередному знаку старшего, диверсанты извлекли оружие, тенями скользнули по рифленому железу и замерли по обе стороны дверного проема.

Затем Рыбаков осторожно заглянул внутрь.

Там, развалившись в вертящихся креслах, у наклонного с мерцающим экраном пульта, размахивая зажатыми в руках пивными кружками, недружно тянули песню два крепких парня, в пятнистом камуфляже и с тяжелыми кобурами на поясах, а у торцевой переборки на койке, открыв рот и свесив руку на пол, спал третий.

В следующую секунду кресло под одним из поющих чуть развернулось, глаза его встретились с взглядом Рыбакова, и тот выбросил вперед руку.

– Шлеп, шлеп, – дважды чмокнули пули бесшумного пистолета, и оба солдата, хрипя, сползли на пол.

А Флуераш уже возился с третьим.

Через минуту тот был в пластиковых наручниках, а рот пленника закупорил скотч.

– Сиди и не дергайся, гад,– наклонившись, к теперь уже сидящему охраннику, прошипел лейтенант. – Пикнешь, зарежу.

И для наглядности чуть ткнул того ножом.

–М-м-м… – выпучив побелевшие глаза, в ужасе затряс тот головой.

Далее офицеры быстро осмотрели помещение и застопорили клинкет еще одной, неизвестно куда ведущей двери, после чего сдернули с койки перепуганного немца и подтащили его к пульту.

– Оффен!* – освободив его от наручников, ткнул