– Может быть, – ответил Шатов.

Хорунжий пожал плечами и больше до самой клиник вопросов не задавал.

– Как сына назовешь? – спросил Хорунжий, когда они подошли под окна Витыной палаты на третьем этаже.

– Не знаю, – сказал Шатов.

Хорунжий достал из кармана «мобильник» и набрал номер.

– Мы твоей супружнице тоже трубу дали в палату. Так что, сможешь не орать, а поговорить интеллигентно, – пояснил Хорунжий и, заулыбавшись, быстро заговорил в телефон, – Вита, выгляни, пожалуйста, в окошко. Малыш сейчас не с тобой? Жаль, но ладно. Подходи к окну.

– Смотри, – Хорунжий поднял руку, указывая на окно палаты. – Вот она, появилась. Держи телефон.

Шатов шагнул вперед, чувствуя, как к горлу подступают слезы.

– Вита, – сказал Шатов еле слышно.

Вита молча стояла возле окна, не отрываясь, глядя на Шатова.

– Вита, – сказал Шатов громче.

– Да возьми же ты телефон, бестолковый, – толкнул его в плечо Хорунжий.

– Вита! – крикнул Шатов. – Я люблю тебя, Вита! Я люблю тебя, Вита! Люблю!

Стайка птиц сорвалась с соседнего дерева и взлетела вверх, к чистому голубому небу.

– Я люблю тебя, Вита, – шепотом повторил Шатов, не имея сил отвести взгляда от самой красивой женщины на свете.

– Я люблю тебя, Вита, – беззвучно прошептал Шатов.

Он стоял и молча смотрел на свою жену долго-долго, пока ей не принесли на кормление ребенка.

По лицу Шатова текли слезы, но он не обращал на них внимания.