И вывалил мне все расклады — белогвардеец, ранее служил советником в Иностранном легионе, принят на службу с рекомендательными письмами от посла в Вашингтоне и от отделения, как сказал Панчо, «Русского военного союза» в Буэнос-Айресе.

Интересные дела получаются — это что же, он за мной по всему миру таскается?

— А насчет американских связей не узнавал?

— Запрос сразу же отправил, но пока дойдет, пока там пройдут по следу…

— А как ты насчет этого Крезена узнал?

— Как Лавров научил, так и узнал.

Среди прочего Лавров научил, что не надо вербовать начальников, вполне достаточно рядовых сотрудников — и дешевле, и амбиций меньше. Вот Панчо и раскидывал сети среди писарей, клерков и всякой мелкой сошки, включая уборщиков и уборщиц. Один принес кусочек информации, другой, третий, а сложить все вместе — вполне цельная картина.

Вопрос писарю штабной канцелярии Панчо закинул, как только я потребовал «присмотреть» за Крезеном. Писарь почти сразу маякнул, что готов поделиться сведениями, но картотека осталась в Исла-Пой, куда он как раз выезжает. Вот Панчо и рванул с утра пораньше, вроде как за москитными сетками, а попутно забрал справочку. И все довольны — писарь при денежке, мы при информации, контакт не засвечен. Грузовик сетками закидали, а сами на джипе быстренько обратно, а что одно колесо по дороге менять пришлось — ну что же, бывает, втроем справились быстро.

Панчо, как самый хитрый, почти всех своих ребят оставил при резерве, и тут я с ним целиком и полностью согласен — нехрен кидать в бой людей, заточенных на контрразведку.

Зашли с ним еще разок к радистам — все без изменений, Хосе копает, стервец Хавьер молчит.

В командансии загомонили, от нее волнами пошло возбуждение, причем радостное.

— Пошли, узнаем, все равно делать нечего.

Эстигаррибия за два дня боев несколько потерял лоск: глаза с недосыпу покраснели, щеки утратили пухлость, их покрыла жесткая даже на вид щетина, но генерал излучал злорадное удовлетворение:

— Они отступают, сеньор Грандер, они отступают!

— Прошу прощения, «они» — это кто?

— А, вы еще не знаете! — генерал поискал глазами лейтенанта-переводчика и приказал: — Алонсо, введите сеньора Грандера в курс дела!

Основной вклад русских офицеров, как оказалось, состоял не в создании цепи опорных пунктов-фортинов, до этого самостоятельно додумались обе стороны. И даже не в намеченном Беляевым картографировании Чако, продолженном «батареей топографической разведки» полковника Леша, который в звании парагвайского майора вел 12-й полк в атаки на Алиуату.

А в создании войсковой и агентурной разведки Парагвая, чем занимался капитан-марковец Сергей Керн, в тот числе системы радиопререхвата и дешифровки сообщений противника. Вместе с генералом Эрном он вскрыл боливийские военные коды, что позволило Эстигаррибии быть в курсе почти всех планов и действий противника.

— Мы перехватили сообщение генерала Кундта, — лейтенант светился от радости, будто он это сделал лично, — полковнику Банцеру предписано отступать и разрешено выбрать направление самостоятельно. Поскольку ваш отряд держит перекресток на 31-м километре, полковник решил отступать в сторону Гондры.

При этих словах и без того веселые парагвайские офицеры развеселились еще больше, а я все еще оставался в недоумении — ну отступает, и что? В Гондре сидит еще одна боливийская дивизия, а теперь их станет две.

— Гондру взяли сегодня утром! — торжествующе поставил точку Эстигаррибия.

Если так, то к вечеру обе боливийские дивизии окажутся в котле.

— Прекрасно, просто прекрасно! А нет ли вестей от моей скоростной группы? Я беспокоюсь, они молчат уже сутки.

— Не волнуйтесь, за ними следом идут 6-я и 8-я дивизии, — Эстигаррибия покровительственно похлопал меня по рукаву. — Они пока не сообщали ничего дурного.

Ну хоть так, но утешение слабое — отсутствие плохих новостей вовсе не равно наличию хороших.

— Готовьтесь, сеньор Грандер, завтра с утра я переношу ставку в Алиуату.

Когда мы возвращались из командансии, Панчо тихонько спросил:

— А ты заметил, что генерал ни разу не назвал фамилию командира дивизии, взявшей Гондру?

— Обычное дело, военные весьма ревнивы к успехам других, а уж здешние и подавно… А кто там отличился, кстати?

— Франко.

Нет, даже не родственник, однофамилиец. И вообще, мало ли в Бразилии, то есть в Парагвае, Франко? И не сосчитаешь! Тем более этот — подполковник и Рафаэль, а не Франсиско.

Радисты подтвердили, что атаки на Хосе прекратились, но генерал предупредил его о возможной попытке деблокады ударом от Сааведры, так что копать им не перекопать, разворачивая фронт на юг.

А от Хавьера по-прежнему ничего. Блин, вернется — голову оторву.

Пока все готовились к утреннему переезду, я торчал у радистов и даже постелил себе в их палатке. Под новенькой москитной сеткой, как раз грузовик с ними добрался.

Вот удивительное дело — ну ладно там штаны на бегу порвал или рубаху прожег, винтовку заклинило или в рации лампа сгорела, но как можно испортить москитную сетку? Так поди же ты — такой же расходник, как носки! Сетки рвутся, их тырят, портят сигаретами, несмотря на запрет курить в койках, неосторожно рвут… И за что не возьмись — такая же картина, война сжигает имущество со страшной силой, вещи горят, прямо как на мальчишке лет семи-восьми!

Уже после заката на связь вышел Сева Марченко и доложил, что полоса в Исла-Пой готова, опробована и что завтра он назначил первый боевой вылет.

Я отобрал микрофон и наушники у радиста и минут пять уточнял, что да как — очевидно, что боливийцы, пользуясь своим преимуществом в воздухе, попытаются окруженных поддержать. А раз так, у Севы хороший шанс их подловить.

Ночь я провел в полудреме, под слабое попискивание и шорохи станции, вскочил с первыми лучами. И тут же Сева доложил, что к нам вылетел наблюдатель, которому предписано торчать на высоте и отслеживать приближение боливийцев, но в бой ни в коем случае не соваться. Сам же Сева с третьим пилотом готовы к старту в любую минуту.

— Земля, я Сокол, вас вижу, — через пятнадцать минут доложил первый летчик.

Не удержался, вылез наружу посмотреть, как он там петли выписывает, и довольно долго пытался его найти, что оказалось непросто — не зря мы снизу выкрасили самолеты в небесный цвет.

На юге бухнула пушка, через минуту другая, а боливийцы соизволили появиться только когда весь наш лагерь свернулся и погрузился:

— Земля, вижу противника, северо-восток, две