— У меня приказ, — развел руками Шубин, давая тем самым понять поляку, что не намерен отходить от него дальше чем на пятьдесят метров. — Я и мои люди будем взаимодействовать с вашей охраной и с охраной генерала Филипковского, — добавил он, намекая на то, что все разведчики остаются в городе и будут выполнять приказ по охране Львова вместе с поляками из АК.

Пришлось Червинскому смириться с присутствием Шубина, который мог войти в штаб даже во время совещания командиров. В штабе он делал вид, что наблюдает за находившимися там и пытается вычислить предателя, замышляющего убийство пана коменданта.

Все эти действия, конечно же, раздражали поляков. Но они терпели, понимая, что поделать с этим пока ничего не могут.

Двадцать шестого июля в центре Львова, на башне ратуши, был водружен польский бело-красный флаг. Ниже поляки прикрепили еще четыре флага, давая понять, что город был освобожден так же и при помощи союзников — Франции, Великобритании, Америки и Советского Союза.

— Вот ведь союзнички, мать их, — с досадой выругался Виталий Энтин, когда они с Шубиным на следующий день после поднятия флагов стояли на главной площади города и смотрели на развевающиеся над ратушей флаги. — Им бы наш флаг вместо своего повесить. А то получается — это не они нам помогли город освободить, а мы им.

— Так они и думают, — усмехнулся Шубин. — Хотя на самом деле у нас и техники больше, и людей. Теперь надо ухо востро держать. Как бы они нам какую пакость не придумали.

Он не успел договорить, как увидел, что прямо в их сторону через всю центральную площадь мчится «Т‑34». Из башни танка выглядывал танкист и что-то кричал, махая Шубину и Энтину рукой.

— Чего это они как угорелые несутся? — удивился Энтин. — Случилось чего?

— Не зна… — Глеб не договорил и вдруг, к удивлению Энтина, хлопнул себя ладонями по ляжкам и рассмеялся. — Так это же слюсаренковский экипаж! Вот ведь как — они все живы! — радостно крикнул он и толкнул Энтина в бок.

Глядя на радостного Шубина, заулыбался и разведчик. Танк остановился метрах в ста от них, и из него выскочил совсем молоденький, невысокого роста танкист и кинулся к Шубину. Энтин с удивлением наблюдал, как танкист бросился на шею Глебу, а потом впился губами в губы капитана как пиявка.

Шубин, не ожидая такого напора, стоял столбом, не зная, что ему делать — то ли отлеплять от себя Шуру Горохову и отшлепать ее за этакое самоволие, то ли смеяться и радоваться неожиданной встрече вместе с ней. Пока он размышлял, радостная Шура сама разомкнула объятия и, пританцовывая от радости, затараторила:

— Товарищ капитан, мы его освободили! Львов наш! И вы живы! А нашего Коломейца ранило. Но совсем не тяжело. Так, осколочное ранение в плечо. А Колька утверждал, что теперь мы вас уже и не увидим, потому как вас…

— Шура, да успокойся ты! — рассмеялся Шубин.

Девушка замолчала, но широкая и счастливая улыбка не сходила с ее губ, а лицо так и сияло. Она сняла танкистский шлем, и ее два рыжих мышиных хвостика упали на ее плечи.

— Тю, так это же девка, — удивился Энтин и рассмеялся. — А я-то думаю, чего это к вам, товарищ капитан, танкист целоваться полез.

— Сам ты девка, паря, — заступился за Шуру подошедший к ним Коломеец. Его плечо хотя и было перебинтовано, но это не мешало ему обняться с Шубиным. — Это самый что ни есть наилучший радист-наводчик в нашей слюсаренковской бригаде — боец Александра Горохова, — с самым серьезным видом пояснил он Энтину. — Вот как. А ты — девка…

— Прошу извинения, — смутился Энтин и, протянув Шуре руку, представился: — Старшина Виталий Энтин.

Шура протянула свою тонкую и худую ручку, и та утонула в широкой ладони разведчика.

— Я так рад вас видеть, — обнимаясь с Колей Ревунцом, говорил Глеб. — Как там полковник Слюсаренко? Большие потери в бригаде? Как вы узнали, где меня искать? — закидал он танкистов вопросами.

Но ответить никто ему не успел. К Шубину подбежал Томаш и, задыхаясь, заговорил. Шубин кивал в ответ и все больше хмурился, а потом, повернувшись к танкистам, сказал:

— Мне надо идти. Но мы с вами еще обязательно встретимся, и вы ответите мне на все мои вопросы. Хорошо? Передайте от меня привет полковнику Слюсаренко.

Шура снова кинулась Шубину на шею, но целовать больше не стала, постеснялась стоявших рядом товарищей.

— Берегите себя, капитан, — сказала она. — И возвращайтесь к нам в бригаду. Мы будем ждать. Правда ведь, Коля, будем? — обернулась она к Ревунцу.

— Будем, — серьезно ответил тот.

Шубин махнул в ответ рукой и быстрым шагом пошел за Томашем. Энтин поспешил за ними.

— Ты точно это узнал? — шагая рядом с поляком в сторону ратуши, спросил у него Шубин. — Почему Маринин сам мне об этом не доложил?

— Он не мог уйти, — ответил Томаш. — Оказывается, что не только мы следим за командирами, но и за всеми русскими разведчиками следят. Я узнал это от Славчека. Это чех из бригады командира Маркевича. Он помогает Маринину следить за передвижениями Маркевича.

— Ясно, — кивнул Глеб. — Когда они собираются обсудить детали?

— Точно пока неизвестно, но Маркевич якобы сказал, что в ближайшие три дня будут решать. Вернее, назначат время и детали восстания, — пояснил Томаш.

— Хорошо, я понял, — ответил Шубин. — Сегодня двадцать седьмое число, и бои за Львов практически закончились. Червинский с Филипковским со вчерашнего дня находятся в ратуше. Похоже, что они готовятся к официальной встрече с нашим командованием. Насколько я знаю, готовят какой-то документ, в котором будет указано, что Львов якобы был освобожден силами АК и в нем установлена администрация, подчиненная польскому правительству. Это, в принципе, должно означать, что город и весь львовский округ должны будут отойти Польше, — рассуждал Глеб. — Сегодня ночью со мной связался человек из Смерша, и теперь я могу напрямую докладывать ему о ситуации.

— Может, стоит передать смэршевцам и эти сведения? — спросил Томаш. — В этой организации, как я понял, лучше знают, что делать с такой информацией.

— Нет. Пока нет такой срочности, — ответил Шубин, останавливаясь возле дверей ратуши. — Нам стоит разузнать точное время проведения собрания командиров и тогда уже докладывать. Мы должны сообщать только проверенные и точные сведения. Если командиры, как ты говоришь, догадываются, что за ними следят, то они нарочно могут начать распространять ложные сведения. Ведь в их интересах, чтобы мы не смогли узнать правды.

— Все верно, — согласился Томаш.

— Филипковский и Червинский