Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 69
Когда сумма награбленного по самым скромным подсчетам превысила два миллиона тогдашних советских тугриков (шестьдесят четыре копейки за доллар, пусть себе и по официальному курсу, – как вам это понравится?), дело было передано КГБ. Именно тогда в нем появился хоть какой-то просвет: на первом же совещании у начальства полковник Самойлов припомнил, что один из его подчиненных, а именно майор Сиверс, был низкорослым леворуким горбуном, обладал прямо-таки нечеловеческой силой и любил, чего греха таить, в нетрезвом виде похвастаться, что может убить человека одним ударом кулака. Официально подразделение Сиверса занималось делом группы крупных коллекционеров – спекулянтов произведениями искусства. Тот факт, что почти все эти коллекционеры к моменту проведения совещания были убиты и ограблены, внес в дело окончательную ясность; к тому же один из чудом оставшихся в живых свидетелей утверждал, что видел среди грабителей какого-то горбуна. Майора было решено арестовать вместе со всей его группой, но тут возникло затруднение: Сиверса кто-то предупредил, и он со своей бандой как в воду канул.
Их ловили несколько месяцев, и стажеру Потапчуку посчастливилось примкнуть к операции на ее заключительной стадии. В преступной среде распространили легенду о фантастическом куше, и не в рублях, не в долларах даже, а в ограненных алмазах общим весом что-то около восьми килограммов. Сиверс, который, по отзывам всех, кто его знал, был великолепным тактиком, но никудышным стратегом, клюнул на эту приманку и угодил в засаду. Во время перестрелки часть его группы была перебита, остальных повязали и с комфортом разместили во внутренней тюрьме здания на Лубянской площади.
Сиверс, естественно, ни в чем не признавался. Кое-кто из его людей оказался сговорчивее, но толку от этого было мало: члены группы просто выполняли приказы горбуна. По чьему приказу действовал сам Сиверс и куда уходили деньги, никто из них не знал, а бывший майор упорно молчал. В принципе, его можно было понять: кому как, а ему при любом раскладе ломилась вышка, и ни о каком смягчении наказания речи быть не могло. Тем более что дело было сугубо внутреннее, не подлежащее огласке, и независимо от степени своей разговорчивости Сиверс вряд ли имел шансы дожить до суда. Под суд шли рядовые исполнители, Сиверс же с момента задержания мог считать себя покойником и отлично об этом знал.
Никто не удивился, когда в отдел пришло сообщение о том, что подследственный Сиверс был застрелен при попытке к бегству. Ему удалось своим фирменным ударом убить на месте одного из конвоиров. Второму тоже досталось, но то ли Сиверс впервые в жизни сплоховал, то ли череп у конвоира оказался крепче, чем у обычного человека, – как бы то ни было, а конвоир не только не умер, но даже не потерял сознания, и Сиверс был убит. Акт соответствующего содержания был составлен и подшит в папку, дело закрыли и сдали в архив.
...Федор Филиппович вложил фотографию в конверт и осторожно, словно тот был стеклянным, положил его обратно на подоконник. Кофеварка уже хрипела и рычала, плюясь горячим паром. Генерал щелкнул выключателем, и она замолчала.
Перед тем как застрелиться, полковник Чистобаев выложил ему все, что знал. Но, к сожалению, знал он не много: все контакты с организацией, на которую он работал, осуществлялись через одного человека – старого горбуна, являвшегося к нему то в образе интеллигентного пенсионера в очках, шляпе и профессорской бородке, то под личиной спившегося бомжа, а то и вовсе в кожаных рокерских доспехах, с забранными в конский хвост седыми космами, выбивающимися из-под черной банданы. История шантажа и подкупа, также содержавшаяся в показаниях полковника, Федора Филипповича заинтересовала мало, но вот горбун – это было по-настоящему интересно. В воскрешение мертвых, реинкарнацию и тому подобную чепуху Потапчук не верил, поскольку это сильно затруднило бы его работу, и без того непростую. Совпадение также исключалось; следовательно, майор Сиверс вовсе не умирал, и это обстоятельство порождало массу вопросов. Инсценировка его гибели должна была управляться и режиссироваться откуда-то сверху, а значит, почти вся тогдашняя история была липой. Кто-то сдал Сиверса, поняв, что тот все равно вот-вот попадется, – сдал, а потом вытащил из тюрьмы, изобразив смерть при попытке к бегству.
Федор Филиппович решил оставить обдумывание этих обстоятельств на лотом, а пока поручил Слепому разыскать горбуна – для начала просто разыскать, ничего больше. Чистобаев дал ему ниточку, рассказав, что однажды встречался с горбуном на Ярославском вокзале и умудрился заметить, с какой тот слез электрички. И вот прошло три дня, и конверт с фотографией майора Сиверса лежит на подоконнике в конспиративном логове Слепого, а сам Глеб пахнет пепелищем и не спешит делиться своими достижениями...
В ванной щелкнула задвижка, и Глеб вошел в комнату, на ходу натягивая чистую футболку – свежий, с мокрыми волосами, в просторных спортивных шароварах и пляжных шлепанцах, которые придавали ему какой-то непривычный, нерабочий, совершенно домашний вид.
– О, и кофеек как раз поспел! – обрадовался он, отстранил Федора Филипповича от кофеварки и принялся разливать курящийся ароматным паром напиток по чашкам.
– Я вот что подумал, – сказал Потапчук. – Ты, когда обнаружишь этого Сиверса, ничего, пожалуйста, не предпринимай. Надо бы за ним проследить, установить его контакты – г вдруг среди них обнаружатся еще какие-нибудь знакомые лица... Только, Глеб Петрович, имей в виду: Сиверс – мужчина серьезный, в нашем деле он собаку съел, и следить за ним надо очень аккуратно, не то получишь кастетом по затылку. А как он бьет, не тебе рассказывать, ты с его почерком хорошо знаком. Не хотелось бы произносить речь на твоих похоронах.
– Сиверов против Сиверса, – задумчиво произнес Глеб, пробуя кофе. – Фу ты черт, – недовольно добавил он, отставив чашку, – и тут гарью разит! Не кофе, а фирменный коктейль "Пожар на торфянике".
Генерал осторожно обмакнул губы в чашку.
– Кофе как кофе, – сказал он. – Это ты, наверное, на своем пожаре нанюхался.
– Наверное, – согласился Глеб. – А насчет этого своего Сиверса можете не беспокоиться, он уже никого не отоварит своей железкой по черепу.
– Ты поторопился, – сказал Потапчук после продолжительной паузы, во время которой переваривал это сообщение. – Надеюсь, он тебя к этому вынудил, иначе я подумаю, что ты сделал это ради собственного удовольствия...
– Успокойтесь, Федор Филиппович, – перебил его Слепой, – моя психика в полном порядке. Я Сиверса пальцем не тронул. Это обыкновенная случайность. Или, если угодно, божья кара за его многочисленные прегрешения. Пришел человек домой, решил чайник вскипятить или, к примеру, сварить пару сосисок, чиркнул спичкой и приказал долго жить...
– То есть как это? – опешил генерал.
– Очень просто. Взрыв бытового газа. Точнее, газового баллона. Сиверс этот был та еще штучка. Жил в получасе езды от Москвы, в частном домишке, на виду у всего города. Получал пенсию как заслуженный учитель Российской Федерации, сидел на картошке с простоквашей, регулярно ходил в собес ругаться из-за задержки пенсии... Двух коз держал, представляете?
Федор Филиппович честно попытался представить себе Сиверса, пасущего двух беленьких козочек где-нибудь на пустыре, и у него ничего не вышло – образ горбатого майора КГБ никак не вписывался в эту буколическую картинку.
– С трудом, – честно признался он.
– Я их своими глазами видел, – сказал Глеб. – Сарай, где он их держал, пожарникам удалось отстоять, а от дома одни обугленные стены остались.
– Погоди, – остановил его Потапчук. – К черту коз, расскажи по порядку, как ты его нашел.
– Случайно, – сказал Глеб. – Я отрабатывал все населенные пункты по ходу электрички – заходил на почту, в отделение милиции, в собес, в магазины и всем совал под нос фотографию, говорил, что ищу родственника. Сколько раз мне советовали на телевидение, в "Жди меня" обратиться! Думал, все, пустой номер, хоть ты и в самом деле письмо на телевидение сочиняй. И вдруг в очередном поселке подъезжаю к отделению милиции и вижу: выходит из магазина напротив затертый такой старикашка – горбатенький, с палочкой, в каком-то брезентовом балахоне, шляпа в жирных пятнах, в руке сумка хозяйственная, а из нее батон выглядывает и две бутылки кефира... Если бы не горб, я бы в его сторону даже не посмотрел...
...Глеб аккуратно захлопнул дверцу машины (он уже собирался выйти и направиться в отделение милиции) и запустил двигатель. Горбун семенил по тротуару, бодро постукивая палочкой и шаркая подошвами огромных, сто лет не чищенных полуботинок старого армейского образца – тех, что из-за своих острых носов и плоской подошвы напоминали парочку коричневых утюгов. Глеб обогнал его и остановил машину возле первого попавшегося киоска. Изучая ассортимент, дождался, пока горбун подойдет поближе, и ухитрился, не привлекая к себе внимания, хорошенько его рассмотреть.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 69
