Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 62
зачем, мужик?– Говорил же, верну! На кофе, конечно, не хватит, но до дома доехать вполне. Это все, что есть, паря. Уж прости, на… Прости… – последнее слово Паха произнес уже шепотом. Потом он повернулся к студенту спиной и, взмахнув еще раз рукой в вязаном рукаве свитера, поспешил домой.
Санек еще что-то ему говорил, но Паха уже мало что разбирал. Гул неба перемешивался с гудением проводов. Щеки покалывало морозцем. Нужно было скорее вернуться домой. К Натахе, Наташке, Натулечке. Паха вдруг понял, что он нужен ей и она его правда любила, может, и не с того самого дня, когда он втрескался в нее, но любила! И сейчас без него она просто погибнет. Он не может оставить ее и детей, они все были его сложной, но любимой жизнью. От этих мыслей Паха почувствовал себя настолько легким и наполненным, что совсем не заметил, как к гулу ночного неба примешался рев несущейся на него громыхающей фуры.
Он повернул голову влево. Шеньк. Острое лезвие снесло ровным срезом половину ночной улицы. Дома с теплыми желтыми окнами, деревья, фонарные столбы, спешащие домой прохожие и даже сам Паха выдохнули что-то похожее на тихое «а-а-ах» и большой ровной раной поплыли, как срезанный торт-мороженое, в сторону. Выбитые из глаз Пахи слезы взметнулись вверх и, не успев упасть на безразличную землю, превратились с тихим потрескиванием в свежие колкие снежинки.
10. Игровая комната
Маленькая комната утопала в солнечном свете. Шторы на окне были задернуты не до конца. В полоску вымытого до блеска стекла подглядывали пышные кусты неизвестных ей растений, усыпанные розовой пеной мелких соцветий. По стенам комнаты в каком-то витиеватом порядке располагались полки, на каждой – игрушечные домики самых разных форм. В углах возвышались резные деревянные этажерки, покрытые темным лаком. Каждая секция была занята прозрачной пластиковой коробкой, в которой вперемешку лежали детальки конструкторов, карандаши, бусины, деревянные фрукты и овощи, металлические солдатики, резиновые животные и много другой, непонятного происхождения, всячины. На полу тут и там стояли фигурки деревьев размером не больше тюбика клея, миниатюрные качели, фонтаны, заборы на подставках, которые издалека казались решетками из зубочисток, и даже линии электропередач. В открытой и, видимо, только что доставленной коробке, от которой пахло чем-то чужим, лежали новенькие игрушечные фонари. Рядом с коробкой на ковре, довольно скромном по сравнению с остальными предметами обстановки, сидел мальчик и увлеченно рассматривал один из фонарей. Тоненькая металлическая палочка с головой-лампой на изогнутой шее крепилась на круглую платформу с присоской.
– Годится! – сам себе сказал мальчик, встал с пола и подошел к полке, где в окружении тонких и толстых коричневых деревьев стоял круглый домик. Это была его самая любимая игрушка. Иногда ему даже казалось, что круглый домик по-настоящему отвечает ему в игре, а иногда даже не слушается его и начинает играть по своим правилам.
Мальчик приставлял фонарик и так и эдак. И за осинкой, и рядом с сосной – все было не то. Наконец, сдавшись, мальчик выбрал другую полку и раздраженно прилепил фонарь на гладкую деревянную поверхность. Теперь одноногий красавец замыкал линию фонарей, стоящих вдоль улицы, которая начиналась от здания, похожего на школу, и заканчивалась у пластмассового магазинчика с маленькими круглыми лампочками. Сейчас, при свете дня, крохотные шарики были выключены.
Она водила глазами по полкам мальчика, но никак не могла найти ничего похожего на игрушечную больницу, да и фигурок в белых колпаках с красным крестиком тоже не наблюдалось.
Когда она подумала о колпаках, мальчик вдруг застыл на месте. Ей даже показалось, что он еле заметно пошевелил плечами, словно пытался таким образом нащупать постороннее присутствие в комнате. А ей ой как не хотелось, чтобы ее обнаружили. Она даже перестала дышать в надежде остаться незамеченной. И мальчик не обернулся, но отчего-то быстро вскочил на стул, дотянулся до дальней верхней полки и достал белую коробку, которая была не видна из-за шторы.
Он смотрел на находку с восхищением, как бывает, когда случайно обнаруживают давно позабытую вещь.
Мальчик медленно спустил со стула одну, а потом вторую ногу, сел лицом к свету, льющемуся из окна, пристроил коробку на коленки. Сверху, на крышке, толстым слоем лежала мохнатая пыль. Мальчик набрал побольше воздуха, сложил губы в трубочку и…
Еще до того, как он выпустил струю воздуха на пыльную крышку, у нее жутко зачесался нос, и она а-а-ап…
– Кто здесь? – Он повернул голову в ее сторону.
Перед тем как чихнуть, она успела спрятать лицо в ладони и отвернуться, но все же краешком периферического зрения успела ухватить цвет его глаз – бесконечный небесный ультрамарин.
– Чхе-е-е-е! – выдохнула она. Рука дернулась, а очки слетели с носа. Кое-как она нацепила толстую оправу обратно и, вглядевшись в изображение за линзами, вздрогнула. На нее смотрела медсестра в голубой униформе.
– Будьте здоровы, Алиса Федоровна! Да это я… Решила тут протереть вам окно. Больно пыльное. А вам ведь надо чистым воздухом дышать. А еще лучше на улице посидеть. Сегодня погода – благодать. Солнышко, птички, все цветет. Вот домою и отвезу вас на прогулку, хорошо?
Алиса Федоровна кивнула, но, видимо, у нее плохо получилось. Медсестра сочувственно улыбнулась и как ни в чем не бывало продолжила елозить мокрой тряпкой по стеклу.
* * *
День и правда был божественно прекрасным. Зинаида Григорьевна шла по прогретому солнцем асфальту и напевала себе под нос. Ей не хотелось, чтобы прохожие подумали, что она ку-ку, и поэтому старалась петь как можно тише, но иногда, увлекшись полнотой охватившего ее момента, забывалась и выпускала изо рта звонкую, искрящуюся энергией и жизнью ноту.
В такт напеваемой мелодии Зинаида Григорьевна цокала широкими подбитыми каблуками и постукивала тонкой тростью. Подол ее легкого синего платья в мелкий горошек трепыхался между ног, а терракотовый жакет из тафты деловито поскрипывал при каждом взмахе рук: шеньк-шеньк, шеньк-шеньк.
Вдоль узкого тротуара росли старые тополя, почти готовые укутаться в облака пуха. За деревьями мелькала непроницаемая белая бетонная стена в красивый ровный ромбик. Над забором разливалась утренняя лазурь и гоняли писклявые стрижи. Вскоре белые плиты забора закончились, и Зинаида Григорьевна оказалась у сторожки с автоматическим шлагбаумом. За ним, в глубине огороженной территории, высилось современное двухэтажное кирпичное здание с покатой крышей. На фасаде крупные объемные буквы соединялись в слово «Спасение», а ниже, на стене у крыльца, к которому вел пологий пандус, висела табличка, гласившая, что в здании находился психоневрологический интернат.
Сюда Зинаида Григорьевна приходила раз в
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 62
