— То есть ты должен был выяснить, для чего меня приставили к Садовскому, и сказать об этом капитану Крупе? — задал вопрос Глеб.

— Да, — кивнул Порошин. — Они подозревали, что в вашу задачу входит еще что-то, кроме как охранять подполковника Садовского. Но что именно, они не знали.

— Ладно. Еще что ты можешь сказать об отношениях Крупы и Литовцева?

Немного посомневавшись, Порошин неуверенно сказал:

— Мне кажется, что в планах поляков было устранить вас.

— Именно меня? — уточнил Шубин.

— Да.

— Почему ты так решил?

— Так мне показалось после слов Литовцева, которые он сказал напоследок Крупе. Там, в Дублянах. Мы уже собрались идти в разведку с капитаном, — он кивнул в сторону Лагутенка, — когда я увидел, что Литовцев о чем-то говорит у сарая с Крупой. Мне стало любопытно, я потихоньку пробрался вдоль стены сарая поближе к ним и подслушал. Не все, а только одну фразу успел услышать, а потом они разошлись.

— Что именно ты слышал? Говори! — толкнул его в бок Энтин.

— Крупа сказал, что они, поляки, не потерпят у себя в тылу шпионов, и если вы, товарищ капитан, станете для них опасны, то они будут вынуждены вас убрать. Литовцев пытался протестовать, но Крупа не стал его слушать, развернулся и ушел. Ушел и майор.

— Вот ведь гады! — стукнул кулаком по ладони Лагутенок и покосился на сидевшего у выхода в коридор поляка. — Мы им помогаем освобождать Львов и Польшу пойдем освобождать, а они нам пытаются сунуть нож в спину! — Последние слова он сказал уже тихо, чтобы Казимеж его не услышал.

— Не стоит тебе говорить обо всех поляках, — заметил Шубин. — Ты ведь сам недавно говорил, что среди них есть разные люди. Впрочем, как и среди русских, — кивнул он на Порошина. — И что мне с тобой делать, сержант? — обратился он к нему.

— Я искуплю свою вину. Я буду…

— Молчи уж, — махнул на него рукой Глеб. — Я ведь тебя только так, чисто формально спросил.

— Расстрелять его как предателя Родины, и вся недолга, — хмуро предложил Энтин.

Лагутенок поддержал его кивком и зло взглянул в сторону Порошина.

— Шустрые вы, — усмехнулся Шубин. — Нельзя нам его расстреливать сейчас — даже по меркам военного времени. Прежде его судить надо. Он многое знает о майоре Литовцеве и будет свидетельствовать против него. А если его расстрелять, то доказательств, что майор предатель, у нас не останется. Вот и получается, что Литовцев и дальше будет работать против нашей Родины и ее интересов. Поэтому нам надо Порошина беречь, как самих себя, и, когда город освободят, передать его в руки Смерша. Пускай там решают, что с ним дальше делать.

Решили, что надо пока посадить сержанта под замок. Но вот куда?

— У Магды есть ключи от кладовой, где хранятся продукты, — сказал Энтин. — В кладовой есть еще одно небольшое помещение — что-то вроде чулана. Там хлам разный валяется. Можно его туда посадить.

Глеб подумал и сказал:

— Нет, в этой квартире его оставлять не стоит.

— Почему? — удивился Энтин.

— Янина, — ответил Глеб и, усмехнувшись, посмотрел на реакцию Порошина. Тот поджал губы и еще ниже опустил голову. — Он нравится Янине, и она может его выпустить. Ты ведь не будешь сидеть рядом с чуланом и сутками охранять пленного? — заметил он Энтину.

— Тогда надо его к нам отвести, — предложил Лагутенок. — У нас есть куда его разместить со всем комфортом, — иронично добавил он и похлопал Порошина по плечу. — Я к нему двоих ребят приставлю. Никуда не денется.

— Да я и сам не сбегу… — попытался было высказаться Порошин, но Шубин его прервал:

— Нет тебе доверия, так что лучше молчи. Хорошо, забирай его, — обратился Глеб к Лагутенку. — Но помни, что отдаю его под твою ответственность.

Лагутенок кивнул и тронул Порошина за плечо.

— Пойдем, что ли… Казимеж, — позвал он поляка, — присмотри за ним, а я ненадолго отлучусь.

Порошина увели из квартиры, и Лагутенок спросил у Шубина:

— Вам прислать ребят для охраны?

— Нет, — удивленно посмотрел на него Шубин, но потом вспомнил, что Крупа обещал его устранить, и добавил: — В квартире у меня есть Энтин, а на улице… В общем, не переживай, я справлюсь.

Лагутенок ушел. Глеб сел в кресло, стоявшее у окна, и задумался.

— Пан бузе джедл снеданей? — спросила вышедшая из кухни Магда.

— Что? — не сразу расслышал ее вопрос Шубин.

— Завтракать, спрашивает, будете? — догадался, о чем спрашивала Магда, Энтин. — Давай, неси, — махнул он рукой, не дожидаясь согласия Глеба.

— Не хочу я ничего, — ответил наконец Шубин, но, когда женщина принесла поднос с чаем и рогаликами, возражать не стал. — Садись со мной, — позвал он Энтина. — Чего это я, как дурак или барин какой, буду один чаи распивать.

Энтин сел к столу, и Магда принесла чашку и для него. Глеб и вправду не хотел есть, ему сейчас было не до еды. Он размышлял о том, как бы ему добыть письмо. Проблема с Порошиным разрешилась сама собой и уже не волновала его. Ему бы, конечно, хотелось быть сейчас не тут, в относительно спокойном месте, а на передовой, вместе с танкистами полковника Слюсаренко бить немцев и освобождать город, а не размышлять о каком-то письме от польского правительства в изгнании. Но в то же время он понимал, что и это письмо, и его задача — добыть копию письма — тоже важны для общей победы над фашизмом. Он думал, что именно сейчас, когда 3-я танковая армия и другие части Красной армии совершают прорыв и бьются насмерть с врагом, другой враг в лице командиров и генералов Армии Крайовы готовится ударить по советским солдатам. Ударить по-подлому, в спину, притворяясь союзниками, но при этом готовясь убить тех, с кем сейчас плечом к плечу сражаются ее бойцы.

Глеб понимал, что врагами являются не простые поляки, которые были в большинстве своем настроены миролюбиво к советским бойцам, а верхушка АК. Но ведь нельзя не учитывать и тот факт, что простых поляков обманывают, наговаривают им разные гадости о русских и о советской власти. Поэтому кто знает, что будет после того, как освободят Львов и в город придет мирная жизнь? Как отреагирует простой народ, оболваненный пропагандой капиталистов, что сидят