— А весело тут у вас. Я прям свою молодость в разведроте вспомнил. Там тоже так жили.

— Ну если нравится, так вступай в наши ряды, — буркнул я. — Рекомендацию тебе дам. Будет тебе высокая зарплата, почет и время от времени, в качестве поощрения, боевые действия со стрельбой и взрывами.

— Спасибо конечно, — подумав лишь секунду, уверенно произнес Дядя Степа. — Но у меня мои жулики. Мои агенты. Моя Москва, которую я вычищаю от мусора. Куда они без меня?

Мне, как инициатору операции, убиваться или веселиться было не положено, а следовало подбивать итоги. Слава богу, никто из моих сотрудников серьезно не пострадал, если не считать душевные страдания капитана Добрынина по своему плащу. Только вот в ушах у меня до сих пор звенит от контузии — правда, легкой. Врачу бы показаться, но не до врачей сейчас. Работать надо. Пытаться исправить то, что сам и наворотил.

Головная боль, в переносном смысле, на меня после этого взрыва свалилась такая, что закрадывалась крамольная мысль: взрыв гранаты — это погибель мгновенная и почти безболезненная. А вот последствия, которые приходится разгребать, — это сплошное мучение, так что иногда думаешь — уж лучше бы гранатой.

Ладно, это опять хиханьки-хахоньки. На самом деле все не смешно.

С самого начала мы отодвинули в сторону прокуратуру и милицию, прибывшую на место взрыва. Дело тут же возбудил и принял к производству наш следователь.

Ситуация заскользила по накатанной, как сани по зимнику. Оцепление места происшествия и его тщательный осмотр. Ориентировки в органы внутренних дел — это самое бесполезное, потому что ориентировка в отношении не пойми кого. Опросы, обход окрестностей, поиск свидетелей.

Вот только как найти тех, кого опрашивать. Народ в Марьиной Роще к правоохранительным органам добрых чувств не испытывает — каждый третий сидел или готовится сесть. И тут нам сильно помог Дядя Степа, знавший тут каждый закоулок и каждую уголовную морду.

Перво-наперво ткнул в дощатый выселенный покосившийся двухэтажный барак, который вот-вот рухнет.

— Зуб даю, там у этого гранатометчика лежка была.

Осмотрели дом внимательно. Вход в полуподвал там тщательно замаскирован, но Дядя Степа уверенно откопал его под наваленными ящиками.

— Там Леха Лапсердак краденое хранил. Мало кто об этом местечке знает, — пояснил Дядя Степа.

— А убийца, значит, знал, — задумчиво произнес я.

— Ну а что ты хочешь? Если они тут свою конспиративную квартиру обустраивали, то должны были все вдоль и поперек облазить и секретики свои на всякий случай оборудовать, — вполне резонно заявил Добрынин.

В этом полуподвале как раз была щель, через которую отлично виден дом, где проживал беззаботно вражеский агент. А также виднелись следы недавнего пребывания человека. Похоже, что наблюдательный пункт мы нашли. И отдали его криминалистам — может, те какие следы отыщут. Хотя вряд ли.

Дальше Дядя Степа махнул нам рукой — мол, не скучайте. И ушел в глубокое погружение на территорию. Откуда вынырнул на следующий день и притащил в местное отделение приблатненного парня лет восемнадцати — худющего, долговязого. На нем был легкий темный плащ, на голове — шляпа с узкими полями, на ногах — парусиновые туфли, которые для блеска и цвета мазали мелом. Обязательный атрибут гопника и блатного — белый шарф. Хоть под фуфайкой, хоть под пальто, но быть должен — он как погон для военного. Ну и выпяченная по блатному нижняя губа, фикса. Такой мичуринский гибрид стиляги и гопника.

— Чего сразу в камеру? — обиженно гундосил он. — За что?

— За дело… Или ты говоришь, что за амбала видели. Или я тебе буду статью искать. И найду. Ты же меня знаешь, Спирохет.

Как я понял, Спирохет — это кличка парня.

— Век бы не знать вас, сук легавых, — всхлипнул он, схлопотал подзатыльник и заныл с новой силой.

— Ну, рассказывай! — Дядя Степа снова занес руку.

— Не нукай, не запряг, — дерзко кинул Спирохет и съежился, ожидая следующего подзатыльника. — Ну видели бычару какого-то — у моего деда в деревне Покровка племенной бугай меньше. Холеру черт попутал подкатить к нему: мол, дядя фраер, ты куда и откуда пылишь и вообще чьих будешь? А тот по фене такой заворот в ответ выдал, что даже обидно нам стало от таких слов. Да еще финарь показывает. А рожа… У моего деда в деревне Покровка такое выражение на харе у мясника, когда он кабанчиков забивает. В общем, рванули мы оттуда. А он в направлении кураевской развалины пошел.

Худо-бедно удалось составить фоторобот неизвестного. Не факт, что это тот, кто нам нужен. Но вероятность такая была.

Доложил об этом Белякову, который смотрел теперь на меня с каким-то даже вопросительным недоумением — мол, откуда такой взялся, который элементарную операцию завалил и чуть людей не погубил.

— Все понятно, бракодел, — кивнул он, опустив мощные кулаки на свой стол. — Этот Олейников напел своим соратникам, что почувствовал за собой наблюдение. А те организовали контрнаблюдение. И надо же, этот контрнаблюдатель только примостился и тут же видит кино, как возникает майор Шипов на белом коне, победно и гордо. Мол, смотрите на меня, всех одолел, вражеского агента арестовал. А вражине-то всего ничего надо было — подобраться к домику, который и оцеплен толком не был, да швырнуть гранату. Чтобы отправить на тот свет засвеченного соучастника, ну и пару чекистов в довесок, если повезет. Не так?

— Так, — вздохнул я.

Прав начальник во всем. Надо же так опростоволоситься. И кому! Мне, волкодаву, с легкостью душившему ячейки Безпеки, выковыривавшему из схронов боевиков террористических групп ОУН! Всего-то надо было — выставить вокруг дома людей и присматривать за окружающей обстановкой.

Страшное дело — самоуспокоение. Решил для себя, что Москва — это не леса Полесья. Хотя еще на курсах оперских вдалбливают — при проведении операции страхуйся от всех возможных и невозможных неожиданностей и делай все, что только в силах. Потому что сюрпризы всегда бывают внезапные, и какие именно — предугадать порой просто невозможно, но можно быть к ним готовым.

— Вот за что я тебя ценю, халтурщик ты наш, — продолжил полковник. — За то, что ты везучий. Выжил сам и товарища спас.

— Успел среагировать.

— Теперь итоги. Удручающие итоги. Была у нас ниточка. Мы ее успешно оборвали.

— Ну еще не до конца. Может, вытянем.

— Тянем-потянем, — усмехнулся начальник.

Когда у него такое