станционный колокол, перед глазами заметалось скопище пассажиров с чемоданами, узелками, чайниками, зычно кричали солдаты, направляя поток взятыми поперек груди винтовками…
Михаил смотрел расширенными глазами, но потом встрепенулся, потряс головой, отгоняя наваждение — толпа в Кордобе разительно отличалась от той, в Екатеринодаре, а вместо солдат здесь наводили порядок «синие», Штурмовая гвардия.
Состав тронулся к вечеру, но утром все-таки вполз под своды мадридского вокзала Аточа. Крезен отправился добывать билет до Барселоны, который ему с удовольствием продали, но предупредили, что время отправления поезда пока неизвестно. Оставалось только ждать, и Михаил, прихватив свои вещи, отправился в ближайшее кафе завтракать.
Он хотел ограничиться кофе с круассаном и газетами, но поглядел, как за соседний столик офицеру в синей форме принесли поджаренный хлеб с натертыми томатами и хамоном, и заказал такой же.
Газеты вели малоприятную хронику: в Лериде грабежи, в Сарагосе обнаружен склад бомб, в Валенсии Гражданская гвардия восстановила порядок, арестовано двести пятьдесят и погибло десять человек, забастовка типографов, электриков и металлистов подавлена. Относительно спокойно выглядели Астурия и Каталония, но и там не обошлось без столкновений.
Когда принесли заказ, «синий» оценил его, понимающе улыбнулся и отсалютовал перевязанной рукой.
— Анархисты? — не удержался Михаил, показав на бинты.
— Да, — тут же подтвердил гвардеец, — пытались захватить казармы в Карабанчеле и Монтанье.
— Горячо было?
— Умеренно. Постреляли и разошлись. А в полицейское управление кинули три гранаты, ранен капрал и один из наших убит.
До Каталонии Крезен добрался на исходе третьих суток путешествия и стоял в нетерпеливом ожидании, пока поезд тащился последние километры до Барселоны. Мазнув взглядом по аккуратным домикам и улочкам, он вдруг увидел крупные буквы над заводским корпусом — Sociedad Espan’ola de Aeronautica, Grander Inc — и прилип к стеклу.
Мимо, совсем рядом, проплывал ярко освещенный зал с громадными окнами, где десятки людей с засученными рукавами склонялись над чертежными досками. Чуть поодаль — новые цеха из стекла и бетона, за ними — новые дома с общественным центром посередине, новые общежития. Черт побери, Грандер что, выстроил по квартире каждому рабочему? Между корпусами гуляли люди, на площадке с воротами мальчишки гоняли в футбол и совсем не замечали зимнего холода, у большого магазина с вывеской Cooperativa разгружали несколько машин…
Впрочем, идиллия вскоре осталась позади, а ее сменили рабочие предместья, грязные и неухоженные (особенно на контрасте с грандеровским предместьем), с тесными проходами, бельем на веревках и чумазыми детьми.
В Барселоне поезд за каким-то хреном загнали на станцию Санс, на пересадку в Сагрере пришлось тащиться через половину города и площадь Каталонской Славы. Вопреки пафосу официального имени, она давным-давно служила блошиным рынком и ее обычно называли «Старой барахолкой» или, в лучшем случае, «Ярмаркой Беллкаре».
Но только не сегодня — продавцы рухляди жались к окраинам площади, громадная толпа под черно-красными флагами выдавливала их на авениды Диагональ, Меридиана, парадную улицу Каталанских Кортесов и в соседние переулки.
Тысячи людей — докеры в замасленных комбинезонах, металлисты в прожженных куртках, ткачихи с убранными под платки волосами — тянулись к импровизированной трибуне, где молотил воздух сжатым кулаком мужик в пекарском халате.
Обойти стихийный митинг не давали прибывавшие из рабочих пригородов колонны с транспарантами «На забастовку!», «Да здравствует CNT!», «Только солидарность…» — последний Михаил не дочитал, его подхватил и понес к центру событий людской поток.
— Мы говорим «Нет!» голоду и цепям! — закончил под рев толпы пекарь и слез с постамента, сколоченного из ящиков.
Его сменил высокий и губастый человек с рупором:
— Товарищ Рамон все верно сказал! Но вы все видели, что стихийное выступление, без какого-либо участия со стороны федерального органа, потерпело закономерное поражение! Наш долг, долг солидарности и совести, не осуждать участников, а готовиться и совершить революцию при свете дня и с уверенностью в победе!
— Наш Хосе! — приятельски ткнул Крезена локтем в бок невысокий шофер в берете. — Сейчас он им задаст!
— Нам необходима серьезная подготовка и организация! — покрывал гомон толпы человек с рупором. — Нам необходим опыт наших иностранных товарищей! И сегодня я прошу всех приветствовать гордость нашего движения, товарища Махно из России!
Площадь взорвалась криками, вперед вышел невысокий человек со шрамом на лице, пятерней зачесал назад густые волосы и принял от Хосе рупор:
— Товарищи! Вы не побеждены и не унижены…
Пораженный как громом Михаил поначалу вообще не понимал, что говорил Махно. Он впервые видел легендарного атамана и стоял, полуоткрыв мгновенно пересохший рот. Перед глазами снова, как наяву, проносились бои в Донбассе, наступление на Москву, рейды махновских сотен по тылам, эвакуация и поражение белых армий… Отмерев, Крезен непроизвольно дернул руку к пистолету — дистанция позволяла, он бы наверняка успел выпустить пять-шесть пуль и прикончить Махно, но хладнокровие снайпера возобладало над мстительным порывом. Михаил сглотнул, осторожно покрутил головой: стрелять в толпе не лучшая идея — скрутят, да еще могут запросто пырнуть навахой или вообще забить тяжелыми башмаками.
В конце концов, что было, то прошло, за выстрел в давнего противника ему никто не заплатит, и он принялся осторожно протискиваться в задние ряды, краем уха слушая, что говорил Махно.
— В противовес централизму анархизм всегда выдвигал и отстаивал принцип федерализма, в котором сочетались независимость личности или организации, их инициатива и служение общему делу.
— Эй, товарищ, ты куда? — дорогу Крезену заступили трое работяг с черно-красными повязками.
— Живот скрутило, товарищи, я только что с поезда, — просительно улыбнулся Михаил и даже показал картонку билета.
Старший тройки недоверчиво оглядел его чемоданчик и одежду, но пожал плечами, хмыкнул и посторонился.
— Мы выступаем за организационную платформу всеобщего союза анархистов, основанную на четырех основных организационных принципах, — неслось в спину. — Это, во-первых, единство идеологии…
Чем меньше оставалось до края площади, тем сильнее доносились запахи обжорок — вот уж кто-кто, а харчевники, в отличие от старьевщиков, не стали разбегаться при виде митинга, а наоборот, старались зашибить лишнюю песету.
— Коллективный метод действия означает строго согласованное единство действий всех членов и групп…
Сзади волновался и гудел митинг, а Крезен, несмотря на недавний завтрак, собрался прикупить еды — неизвестно, получится пообедать в дороге или нет. Пирожки-эмпанадас и сендвичи-энтрепас доверия из-за неизвестной начинки не вызывали, также сомнительно выглядели и пахли что бомбас из картофеля якобы с мясом, что шашлычки пинчитос. Михаил заколебался, выбирая между острым пататас бравас и жареными каштанами, и выбрал последние — уж в них