И действительно, как только Шубин углубился на несколько метров в сад, он увидел Виталия.

— Красиво-то как тут, — в восхищении оглядывался и рассматривал деревья с висевшими на них плодами Энтин, когда к нему подошел Шубин.

— Красиво и тихо, — подтвердил тот, смахивая утреннюю росу с ветки дерева.

— Мне одному сейчас кажется, что и войны-то вовсе нет, а был только страшный сон о ней?

— Одному, Виталий, — грустно усмехнулся Глеб. — Сейчас я буду тебя из этого мирного состояния выводить. Надо поговорить, — уже жестче сказал он.

Энтин подошел ближе и, встав по стойке смирно, стал ждать приказа, но Глеб махнул ему рукой и сказал:

— Приказов не будет, не жди. Тебя Маринин сам сюда поставил? — спросил он. Энтин кивнул, и Шубин продолжил: — Я вот что хотел сказать, а вернее, спросить. — Глеб замолчал, раздумывая, но потом все-таки решился и спросил: — Как тебе сержант Порошин показался?

— Порошин? — удивился Энтин вопросу Шубина.

Глеб поморщился. Ему очень не хотелось говорить с Виталием на эту тему, но что-то настораживало его в личности Порошина и потому заставило пойти на этот разговор.

— Да, Порошин, — подтвердил Глеб.

— Ну, не знаю. Он, вообще-то, не очень с нашим братом рядовым любит общаться. В основном к офицерам старается поближе держаться. К лейтенантам Любимову и Верейко, со старшим лейтенантом Марининым часто разговоры ведет, — ответил Энтин и спросил: — А что случилось?

— Да так, ничего не случилось, просто мне показалось… Показался… Ладно, забудь.

Энтин некоторое время молчал, затем спросил:

— Не нравится он вам. Так? Слишком уж заносчив. Так? Сержант без году неделя, два ордена, которые он не снимает и носит постоянно, будто напоказ. Так? А еще, как он сам постоянно всем напоминает, он вроде как из интеллигентной семьи и мама у него — актриса театра, а отец — ведущий инженер на каком-то там заводе в тылу…

— Это не повод, чтобы думать о человеке плохо. Я, наверное, неправ… Ну, что в чем-то его подозреваю… — заметил Глеб. — Зря я этот разговор затеял.

— А может, и не зря, — усмехнулся Энтин. — У вас, товарищ капитан, насколько я заметил, интуиция очень уж развита, как и слух, — добавил он и спросил: — Вы случайно не в уголовном розыске работали?

Глеб отрицательно покачал головой.

— А зря. Вам точно туда надо после войны.

— Почему ты так решил? — не понял Шубин.

Энтин чуть наклонился к нему и тихо сказал:

— Мне этот Порошин, если честно, тоже показался подозрительным. Не сразу, как, например, вам, а после того, как он… — Энтин замолчал и, вздохнув, все-таки сказал, что хотел: — В общем, я тут заметил — еще когда мы в нашем тылу были, что он вертится возле штаба больше, чем следовало бы. То к одной кучке офицеров близко подойдет, то к другой, словно слушает или хочет, чтобы его заметили. Мне все это тоже подозрительным кажется. Может, шпионит?

— А может, он просто чрезмерно честолюбивый, а мы его в шпионы записали, — вздохнул Глеб.

— Может, и так, но я все равно за ним присмотрю, — кивнул Энтин.

Едва он произнес эти слова, как Глебу показалось, что неподалеку от них что-то зашуршало. Было уже светло, Шубин осмотрелся, но никого и ничего не увидел. И тут опять за разросшимся кустарником малины, а вернее, за соседним с ним деревом хрустнула ветка. Глеб сунул руку в карман, где у него лежал пистолет, и сказал строго:

— Кто там? Выходи.

Из-за дерева вышел Порошин и с улыбкой как ни в чем не бывало подошел к Шубину и Энтину.

— А я вас ищу, товарищ капитан, — сказал он. — Вас в дом велели позвать. Подполковник Садовский хочет с вами поговорить.

Глеб вынул руку из кармана и, кивнув Энтину, отправился к дому.

— О ком это вы тут с капитаном говорили? — глядя на удаляющегося Шубина, спросил Порошин.

— О старых знакомых, — ответил Энтин.

Сержант посмотрел на него долгим и испытующим взглядом, потом усмехнулся и, не сказав больше ни слова, направился в сторону, в которую ушел Шубин. Энтин нахмурился и с озадаченным видом пригладил на затылке волосы. Сержант Порошин не нравился ему все больше.

Глеб, войдя в дом, застал там только поляков и майора Литовцева. Ни Лагутенка, ни Маринина среди них не было. Да оно и понятно, ведь они должны были всего лишь выполнять приказы Шубина и в самой операции участвовали опосредованно — в качестве вспомогательной силы.

— Входите, капитан Шубин, — по-хозяйски пригласил Глеба Литовцев. — Знакомьтесь, — отступил он на шаг, давая Глебу возможность подойти поближе к высокому носатому поляку, — капитан Ярек Крупа.

Глеб протянул руку для пожатия, но поляк в ответ только козырнул, едва заметно кивнул и что-то сказал по-польски так быстро, что Шубин разобрал только несколько слов — «полковник Филипковский», «во Львов» и «будет сложно».

Шубин вопросительно посмотрел на Садовского, который, поняв его замешательство, повторил ему слова Крупы по-русски:

— Доводка поведцал, што полковник Филиповский ждеца нас. Но нимцы никого не впуцакают во Львов. Попацт в мисто будэт сейска. Трудно.

— Да, это я понял, — кивнул Шубин. — Капитан пришел один? — решил он уточнить.

— Ве двое, — ответил Глебу Роженек.

Крупа снова начал говорить Шубину по-польски и на этот раз старался выговаривать слова медленней, чтобы русский понял. Глеб и понял, но на всякий случай переспросил у Садовского:

— Он говорит, что все мы, вернее, все мои люди не сможем попасть в город, потому что немцы никого туда, кроме своих отходящих частей, не пропускают. Так?

— Так, — кивнул подполковник.

— Тогда нам стоит позаботиться о том, чтобы раздобыть себе подходящую форму и документы, по которым мы сможем попасть во Львов.

— У вас нет на это времени, — заметил майор Литовцев.

— Странно, почему поляки из АК сами об этом не подумали, — несколько раздраженно проговорил Шубин. — У них больше возможностей раздобыть необходимое. Вы ведь сказали, товарищ майор, что им известно о нас и они готовы нас провести в город, — повернулся он к Литовцеву.

— Не паникуйте, Шубин, — усмехнулся Литовцев и отчего-то посмотрел не на Глеба, а на Крупу. — Я и сам не знал, что отряд,