Александр Григорьев вспомнил слова одного из артиллеристов:

– Помните, как младший сержант приказал вытащить второму бойцу двух красноармейцев из кузова грузовика? Он тогда назвал их фамилии. Если я правильно запомнил, Федоров и Липатов, а вот фамилию водителя он не называл.

Максимка добавил:

– Точно! А курчавого звали Савелий! Жалко, мы не знаем ни имени, ни фамилии младшего сержанта.

Великанов бросил взгляд на дом.

– У лейтенанта спросим, если выживет.

– Должен выжить!

Это были последние слова Левы Багдасаряна, услышанные Григорьевым.

На следующий день, в назначенный час, Левка во двор Великановых не пришел. Зато пришел его сосед Максимка Плотницын. Он-то и принес горькую весть, которая ошеломила друзей: Левку убили немцы! Случилось это утром того же дня. Левка направился в другой район города, чтобы проведать деда и бабушку, которые остались без опеки Левкиного отца и дяди, ушедших на фронт. При случайной встрече с ним напросился идти всезнающий и любопытный Плотницын. Максимка знал, что Левкина бабушка Мануш, как обычно, угостит чем-то вкусненьким, а ради этого можно было и прогуляться на другой конец города.

День выдался особенно морозным. Максимка в кепке, темно-сером драповом пальтишке, местами штопанном и побитом молью, ежился от холода, то и дело тер покрасневшие уши и нос. Багдасарян, одетый в отцов тулуп и ушанку, глядя на кургузое пальто друга, посмеивался:

– Ты, Максимка, так оделся, будто на свидание собрался. Смотри, уши отморозишь, тогда девчата с тобой целоваться не станут.

– Я и без девчат обойдусь, нужны они мне больно. Это ты у нас любитель шашни заводить – то с Валькой, то с Маргариткой Карачаевой, теперь с Сонькой. Прямо нарасхват парень. Только смотри, в тулупе овчиной так пропахнешь, что девчонки тебя за версту обходить станут, – шутливо ответил Плотницын.

Шутки прекратились, когда их остановили два немецких солдата, вооруженных винтовками. Один из них, щерясь, подошел к Левке, сорвал с него ушанку. Левка дернулся за шапкой, но немец остановил его тычком кулака в грудь. Сняв каску и пилотку, он натянул ушанку себе на голову, рассмеялся, довольно произнес:

– Гут.

Водрузив поверх шапки каску и сунув в карман шинели пилотку, указал на черный кучерявый волос на голове Левки.

– Ду бист вер? Ду бист юде. Алес юде капут. Ферштейн?

Плотницын понял, о чем говорит немец, и попытался заступиться за товарища:

– Нет, он не еврей, он армянин.

Второй солдат оттолкнул его плечом, шагнул к Багдасаряну, стал расстегивать пуговицы на тулупе. Левка с силой оттолкнул немца, крикнул:

– Максимка, бежим!

От неожиданного толчка немец упал на спину, друзья бросились за угол двухэтажного дома, рядом с которым их остановили немцы. Максим и Левка знали, что во дворе этого дома есть выход в проулок, по которому они могли легко оторваться от погони, но, чтобы попасть во двор, надо было миновать арочный проем. Багдасарян добежать до него не успел. Тяжеловатым оказался отцов тулуп, замедлил бег Левки. Немецкие пули прошили его, впившись в их друга…

Это случилось двадцать третьего ноября, а двадцать девятого, в ходе трехдневных боев, Ростов-на-Дону был освобожден Красной армией.

* * *

Григорьев открыл глаза, глянул в узкое длинное окно. На улице смеркалось, оттуда доносились голоса, лязг гусениц и рокот моторов. В коридоре послышался топот, тихо скрипнув, отворилась массивная деревянная дверь, в кабинет забежал Джумагалиев:

– Товарищ старший сержант! Вставай, там наши приехали. Ты, понимаешь, долго спал, мне тебя очень жалко было, я не будил. Теперь пора.

Александр рывком сел на диване, помотал головой, растер ладонями лицо, быстро намотал портянки, надел сапоги. Через минуту он уже стоял во дворе перед командиром взвода, плотным востроглазым младшим лейтенантом Манаковым, недавно прибывшим в часть, и командиром роты Тихомировым.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите доложить?

– Докладывай, не тяни.

– Отделением при помощи минометчиков младшего сержанта Мухаметзянова захвачен дом, в котором находился склад боеприпасов и оружия. Еще мотоцикл и автомобиль, а также ящики с секретными документами. Во время боя было уничтожено десять гитлеровцев, одиннадцать взято в плен. Потерь в личном составе не имеется. Есть легкораненые.

Тихомиров пожал Григорьеву руку:

– Молодцы, гвардейцы! Молодцы, разведчики! Молодцы, мотоциклисты! Видать, не зря проклятое фашистское отродье нас «черными дьяволами» называет. Что ж, казачок, буду ходатайствовать перед командованием о награждении твоих бойцов. Ты тоже молодец, старший сержант. Так что готовься, Александр, в скором времени получить старшинские погоны. Правильно я тебя прежде в помощники командира взвода сватал.

– Спасибо, товарищ старший лейтенант, только мне эта должность уже ни к чему. Кончилась война, пора домой возвращаться.

Тень набежала на волевое лицо командира роты, и, нервно дернув головой, он мрачно выдавил:

– Пора, если есть куда…

Чтобы отвлечь командира роты от тягостных мыслей, Григорьев спросил:

– Товарищ старший лейтенант, а что у вас с рукой?

Тихомиров посмотрел на перевязанную руку.

– Ерунда, зацепило маленько. Немцы нас с колокольни костела обстреляли из автоматов и пулемета. Эсэсовцы оказались. Старшину Шишкина тяжело ранили и Чеботареву досталось. Танкисты хотели долбануть по костелу из орудия, но чех-проводник, в шляпе, как его…

– Иржи Новак, – подсказал Александр.

– Он самый, попросил нас не разрушать здание. Костел и вправду старинный, красивый. Мы и не стали. Чех нас с тыла к костелу провел. Мы гранатой двери взорвали и по лестнице наверх. Чех первым бежал. Первым его эсэсовец и срезал очередью из автомата. Ранен он тяжело, думаю, что вряд ли выживет. Меня тоже зацепило. Вот так вот получилось. Здание пожалел, а сам пострадал.

– Жалко, – скорбно произнес Григорьев.

– Жалко, только на всех жалости не хватит. Многих война забрала, не воротишь. Ладно, пойдем твои трофеи смотреть.

Осмотрев вражеский склад, командир роты дал команду:

– Всем бойцам твоего отделения и конечно минометчикам младшего сержанта Мухаметзянова объявляю благодарность. Оставайтесь в доме. Двум бойцам охранять склад, остальным отдыхать. Заслужили.

Проводив командиров, Григорьев направился к гостиной, где кроме Федоса Якимчика и Айдарбека Джумагалиева, охранявших склад, собрались бойцы его отделения. Из открытых дверей доносились звонкие звуки гармони и громкий дружный смех. Большая комната, с камином и картинами на стенах, щедро освещалась горящими восковыми свечами в четырех бронзовых трехрожковых канделябрах, расставленных по углам. Овальный полированный стол был придвинут к стене, у стен стояли кресла и стулья. На одном из них восседал Петр Долгих – молодой девятнадцатилетний пулеметчик из вологодской деревни. Покачивая перевязанной бинтом головой, он, окая, задорно и звонко пел частушки под аккомпанемент гармони сибиряка Мельникова:

Висит Гитлер на березе,

А береза