— Не сотрясай воздух, Костенька, — проворчал Ефим, облокотившись на колено. — Без тебя тошно. С голоду не помрём, месяц человек поститься может, а водица есть. Да и вон — целый доктор у нас имеется… вернее, его нога.

Дед зло хмыкнул и покосился на Евгения Петровича.

— Что вы имеете в виду? — встрепенулся тот, побледнев.

— Ну, доктор, тебе же нога уже не понадобится, — протянул Ефим с ехидцей. — После того, как твоя супружница провернёт всё с тобой. Ножку-то — чик-чик, а мы её в суп. Кхе-кхе…

— Фу! — передёрнулся мажорчик. — Фу-у! Есть человечину⁈ Трэшанина какая…

— Нет, нет! Не надо! Прошу вас! — вскрикнул Евгений, закрывая руками колени, подтягивая к себе ноги.

— Да ладно, — усмехнулся Ефим, махнув рукой. — Успокойся, иуда. Шучу я.

Он снисходительно хмыкнул, поправил бушлат.

— Но пояса потуже, ребята, придётся подтянуть, — добавил дед задумчиво.

— Нет, — сказал я твёрдо, глядя на всех по очереди. — Отсиживаться не будем. Нам нужно отсюда во что бы то ни стало выбираться. Нужно искать другой выход.

— Да нет здесь никакого выхода! — не выдержал Ворон. — И не было никогда! Ты же сам видишь… — в его голосе дрогнула нотка, не свойственная ему.

Даже ему передался общий страх. Он нервничал, и это бросалось в глаза.

— Там есть углубление, — возразил я, кивнув в дальний конец пещеры. — Узкое, но если разгрести камни, расчистить завал — возможно, там будет второй выход. Смотрите сами.

Я намочил ладонь и прошёл к тому самому месту, где пещера сужалась, словно горлышко бутылки. Уперев руку в щель, заваленную камнями, задержал её там.

— Холодит, — сказал я. — Тянет оттуда. Значит, выход есть. Должен быть!

— Холодит? Ну Макс, может, там и есть выход — но он для змейки! Такусенький! — Костя свёл пальцы.

— А толку-то что? — проворчал Ефим. — Чем это лучше? Вон, наверху тоже щёлка имеется. Только без лестницы и верёвок нам туда не забраться.

— В том-то и дело, — возразил я, берясь и откатывая камни. — А здесь лестница и верёвки не нужны. Тут завал, и он поддаётся. Давайте поработаем.

Мы поставили мажорчика караулить у прохода. Всё-таки шум он поднимать умеет хорошо, если что. А руками работать — не его привычка, так что на стрёме от него толку больше. В последнее время, кстати, он перестал кричать по поводу и без про своего папеньку, и все больше как-то взрослел и становился самостоятельным.

Остальные засучили рукава и принялись разгребать камни.

Некоторые глыбы приходилось даже отодвигать всей гурьбой: наваливались, тянули, толкали, скрипели зубами, стараясь не слишком шуметь, пока камень нехотя не сдвигался на ладонь-другую. Чтобы облегчить работу, брызгали из котелка водой на пол, чтобы скользили камни, и действительно — кое-где удавалось сдвинуть крупные глыбы чуть легче. Но всё равно выматывались так, что потом сидели, хватая ртом воздух.

А всё-таки проход не поддавался. Сколько сил ни бросали — ощутимого результата пока не было.

— Фух… дохлая это затея, чую, — вытер лоб Ефим. — Мы и не продвинулись ни грамма.

— Узники замка Иф, блин, — заскулил мажорчик. — Сколько там тот лет копал?

— Лет тридцать, — буркнула Евгения, успокаивая сбитое дыхание.

— Десятки? Не хочу тут десятки лет торчать!

— Пока у нас другого выхода нет, — сказал я, стараясь говорить ровно, чтобы всех подбодрить. — Так что будем работать в этом направлении. Раскапывать. Может, там действительно ничего и нет, просто расщелина, куда и мышь не пролезет. Но другого занятия у нас ведь всё равно пока не имеется. Так?

Я оглядел сидящих — усталых, с чёрными от пыли руками и глазами, горевшими в отблесках костра.

— Либо сидеть сложа руки и ждать своей участи, либо барахтать лапками, как та лягушка в крынке со сметаной, — добавил я. — И выбора у нас особо нет.

Люди переглянулись. Кто-то кивнул, кто-то тяжело вздохнул, но в глазах мелькнула искра: значит, ещё боремся.

Мы снова взялись за камни, едва отдышавшись — когда со стороны входа послышался подозрительный шорох. Что-то трещало, ломалось, скрипело, словно по камням скользил некий груз. Что ещё там принеслось? Мы переглянулись, бросили работу, заняли позиции. Каждый схватил своё оружие, приготовились — никто не понимал, что ещё за выкрутасы задумали урки.

Я осторожно выглянул из-за камня и увидел: в лаз летит охапка хвороста. За ней ещё. И ещё. Куча прибавлялась прямо на глазах.

— Эй, начальник! — раздался веселый, хрипловатый голос Кирпича. — Сейчас мы вас будем… выкуривать! Вы готовы принять баньку по-черному? Ха-ха!

— Господи, — воскликнул Костя, побледнев. — Они хотят сжечь нас заживо!

— Не давайте просунуть хворост внутрь! — скомандовал я. — Не дать протолкнуть дрова!

Мы выставили колья вперёд, упёрлись, палками старались отталкивать сухие ветви, но снаружи зэки давили с яростью, продвигая внутрь огромный ком из хвороста, сплетённый из сухих сучьев. Ветки хрустели, ломались, но напор не ослабевал.

Мы с Вороном несколько раз метнулись вперёд, пытаясь достать хоть по рукам, но бесполезно — колья были слишком коротки. До их пальцев не дотягивались. Куча росла неумолимо, продвигалась ближе к залу. Сухие ветви уже почти проснулись туда.

Наконец напор ослаб, масса хвороста упёрлась. Мы всей группой вдавили колья, остановили её. Или задержали — кто кого пересилит, сказать было невозможно. Может, дрова просто нарастили критическую массу, и зэкам стало трудно проталкивать их дальше.

Один из них потерял осторожность — слишком усердно полез проталкивать кучу внутрь, наклонился глубже, чем следовало. Костя уловил момент, дернулся вперёд. Выпад. И всадил заострённый кол прямо в грудь.

— Я попал! — крикнул он, глаза загорелись.

— Уйди из прохода, дурында! — рявкнул Ефим.

Но мажорчик, окрылённый своей первой удачей, замешкался. И в этот миг из-за веток раздалось сухое «бах!» — выстрел прогремел так, что пещеру сотрясло. Кирпич поджидал именно этого. На этот раз это была не картечь — пуля.

Костю словно подбросило. Радостный возглас оборвался на полуслове. Он рухнул на камни, схватившись за живот. Меж пальцев хлынула кровь, лицо побледнело, и крик сменился хриплым стоном.

В тот же миг снаружи хрустнуло железо — Кирпич перезаряжал ружьё.

— Чёрт! — выдохнул