Алексей Бархатов
Кто? «Генсек вождя» Александр Поскребышев
Я устал от двадцатого века,
От его окровавленных рек.
И не надо мне прав человека,
Я давно уже не человек.
Владимир Соколов
Был кровавым, был продажным,
Едким, словно ржа и дым,
Но каким бы ни был страшным —
Был ты все-таки моим.
Инна Лиснянская
Автор выражает признательность за ценные консультации своему коллеге и другу, доктору исторических наук Нине Михайловне Молевой.
АФК «СИСТЕМА»
совместно
с Российским государственным архивом
социально-политической истории
представляют
Страницы советской истории. Беллетристика
Научный консультант серии «Страницы советской истории»
А.К Сорокин
© Бархатов А.А., 2021
© Фонд поддержки социальных исследований, 2021
© Российский государственный архив кинофотодокументов, иллюстрации, 2021
© Российский государственный архив социально-политической истории, иллюстрации, 2021
© Политическая энциклопедия, 2021
Часть первая
Глава первая
«Что ж такое-то?! Не везет, так не везет! Саженей десять речного крутояра обнырял и облазил, никак не меньше, а в холщовом мешочке всего четыре средненьких рака. Раньше такого не было. Уже губы синеть начали, мурашки по коже пошли, зубы нет-нет, а стучат, друг о друга греются… А как с таким уловом вертаться? Стыдно. Проще выпустить… Ну нет, характер не тот!»
Многие деревенские пацаны, для которых охота на усатых дело сызмальства привычное, всегда завидовали сыну сапожника Сашке Поскребышеву – говорили, что Поскребена редкий везунчик. А он только ухмылялся в ответ: «Места знать надо!» Маленький, юркий, глазастый, выносливый, ныряет как лягушонок и под водой ведет себя тихо, сторожко, ил со дна не поднимает, под любой холуницей-коряжиной пролезет в поисках рачьих нор. А этих коряжин в их реке хватает. Потому и сама прозвана Холуницей. За пару часов с его сноровкой и ведро запросто собрать. И вот на тебе!
«Не-е-т, никак нельзя оплошать! Нырну-ка я еще вот сюда, поглубже. Ну, точно! Она! Всем норам нора! Почти ладонь влезает и уходит вбок! Хитрющий, видать, рак попался! Но и я не лыком шит. Ага, ну вот наконец и цапнул, милок! Попался! Сейчас я тебя… Сейчас… А рак-то, похоже, крупный, матерый, намертво вцепился клешнями в пальцы и не отпускает. Погоди, погоди, деваться тебе теперь некуда!.. Мы теперь заодно!»
Но Сашка почему-то никак не может вытянуть усатого! Трясет, крутит пальцами, а не может! Не может! Уже уперся пятками в глинистый берег, тянет, тянет руку, а она будто завязла, будто приросла, не тянется! Чем же так зацепился его противник, откуда у него такая сила?
Сердце испуганно заторопилось в груди, воздух совсем кончается, рот вот-вот хлебнет воды, а вынырнуть или хотя бы высунуться на поверхность никак не получается! Сашка отчаянно колотит ногами, скользит, отталкивается от дна, от берега, поднимает тучу ила. И наконец в этой мути будто видит, как глаза и усы рака показываются из норы, становятся все больше и больше. Рак не меньше его самого! Нет, даже больше! А громадные клешни намертво стиснули руку. «Бакуленя-я-я!» – булькая сквозь воду, зовет он своего закадычного друга…
И просыпается. Весь всполошенный, мокрый, озябший, словно и впрямь только что вынырнув из уральской реки. Оглядывается полусонными глазами. Вздыхает облегченно. Нет, конечно, он давным-давно вырос, уехал из родных вятских мест. И сейчас у себя на служебной даче, в Архангельском.
Августовское солнце уже вовсю играет за задвинутыми шторами. Слышен приглушенный детский смех. Который теперь час? Организм привык к короткому отдыху – приезжаешь под утро, а к полудню уже надо снова быть на рабочем месте. Но сегодня – суббота, можно было немного расслабиться. Потянулся к тумбочке. Взял часы. Все точно. Без пяти час. Человек спит, а мозг на службе круглосуточно. Дал ему с ночи задание, и отдыхай спокойно, он не подведет.
Поскребышев быстро встал, подошел к окну, раздвинул шторы, потянулся, повращал головой, потом руками, поприседал, мысленно отходя от приснившегося.
Сон этот являлся ему уже не впервые. Чуть в разных вариациях. Стал сродни любимым фильмам Хозяина, которые крутят повторно по десятку раз в кремлевском зале. Только он, Сталин, может заказывать их заранее, согласно настроению. Поскольку категорически не любит неожиданности, предпочитает все надежное, проверенное. Точно знает, что нужно в тот или иной момент для душевного равновесия, что способствует направлению мыслей. Причем восприятие его часто оказывается как бы на контрапункте к реально происходящему. Когда его ожидают видеть гневным, он спокоен, ждут веселья – наблюдают печаль или едва скрытое недовольство.
В.М. Молотов, И.В. Сталин и А.Н. Поскребышев в президиуме XVII съезда ВКП(б) во время очередного заседания. 26 января -10 февраля 1934. [РГАСПИ. Ф. 558. Оп.11. Д. 1659. Л. 4 об.]
Некоторые втихомолку удивлялись, зачем по стольку раз смотреть тот или иной фильм. Но экран для него чаще всего не самоцель, а лишь фон, аккомпанемент, своеобразный тапер в том немом кино, которое прокручивается в данный момент в его собственной голове. И вот этот сюжет, этот сценарий, этот замысел знает только он, а вовсе не сидящие рядом. Они, конечно, чутко следят за вождем во время всего сеанса, пытаются уловить и подхватить его реакции на то, что сами видят на экране. Наверняка известно только одно – Сталин не терпит всяческих любовных сцен, сентиментальных эпизодов, предпочитает более энергичное, динамичное развитие сюжета – погони, драки, стрельбу. Но догадаться о его внутреннем состоянии, попробовать спрогнозировать дальнейшее поведение Хозяина, его реакции, его слова редко удается даже, казалось бы, давно изучившему характер вождя Поскребышеву.
Он был практически уверен, что именно абсолютная тишина мешает думать Хозяину, расслабляет или, скорее, даже угнетает его. Его мыслям, чтобы обрести силу и стройность, надо преодолевать какой-то внешний, пусть даже звуковой барьер. Он черпает энергию в этом преодолении. Поскребышев не раз подмечал, как, прослушав, причем далеко не первый раз, «Пиковую даму» или «Хованщину», «Князя Игоря», «Ивана Сусанина», Сталин тут же по возвращении из Большого театра собирал какое-то важное совещание или что-то писал, диктовал Поскребышеву, вызывал стенографистку.
Он любил работать при включенном радио
